И вянут розы в зной январский - [114]

– На кого записывать?

– На меня, – бросил Джеффри и поспешил уйти, покуда изумление Отто не достигло угрожающих размеров.

Он решил спуститься в магазин – предупредить Фредди, что будет занят, – и на лестнице встретил Ванессу. На приветствие она не ответила, лишь сильнее вцепилась в перила и, поравнявшись с ним, полоснула по лицу хлестким, злым взглядом. Долго еще – наверное, с минуту – отдавались в ушах ее демонстративно громкие шаги. Но огорчиться не удалось: в крови как будто бы вскипали и лопались пузырьки, рождая болезненное нетерпение. Заглянув в магазин, он взвился по лестнице обратно, взял в почтовой конторе лист бумаги и вернулся в спальню. Там уже все было чисто, лишь окна оставались нетронутыми, и Джеффри подумал вскользь, что надо будет в следующий раз сказать об этом уборщице. Стола в комнате не было, так что пришлось довольствоваться дощечкой, пристроив ее на коленях. Цветных карандашей тоже не было. Ладно, это можно держать в голове: медовый здесь, золото в оправу, а сюда, в основание – жемчужину, которая будет создавать контраст. А форма… Видимо, что-то удлиненное – это будет ей к лицу. Какая девушка не мечтает выглядеть красавицей на свое совершеннолетие?

«Я бы хотела в этот день быть со всеми…» Конечно, хотела бы (он поморщился и крест-накрест перечеркнул неудачный эскиз). И, надо думать, не только в этот день. Но для сестры она – беглянка; для родных – обуза, которую они с радостью переложили бы на чужие плечи. Так она и будет жить неприкаянной, среди всей этой артистической братии, которая ей тоже, в общем-то, чужда. Ничего тут не поделать.

В самом деле ничего?

Он зачеркнул другой эскиз и выругался. Перевернул лист. Надо было взять сразу стопку, хотя кто знал, что он совсем разучился рисовать?

К черту рисование. Но Делия, нынешняя Делия – разве не он ее сделал? Какой бесцветной мышью она была когда-то – и какой стала теперь. Так неужели это, новое, ему не по плечу?

С третьим эскизом он не спешил, подолгу думая над каждым штрихом. В то же время его не оставляла другая, главная мысль, и не успел он дорисовать, как выход был найден – неожиданный выход, который он сперва отбросил сгоряча. Но так бывает: сомнешь испорченный листок, закинешь в угол, а потом поднимешь случайно, и окажется, что идея-то была хорошая.

Из коридора донеслись чьи-то шаги. В дверь постучали, коротко, для проформы, и бесцеремонно дернули ручку.

– Тебя отец ищет, – бросила Ванесса брезгливо, как подаяние; и вдруг, приглядевшись, изменилась в лице. – Ты рисуешь? Ты?!

Джеффри подавил желание прикрыть лист рукой и неприятно поразился собственной, невесть откуда взявшейся уязвимости. Ванесса уже стояла рядом, склонившись над рисунком. От нее пахло печью.

– Дай-ка, – она перевернула лист и слегка нахмурилась. – Ты опять идешь от цвета, а не от линии. Потому и не получается.

– Ерунда.

Он хотел выхватить у нее набросок, но Ванесса отступила и подняла его над головой. Что за ребячество? – подумал Джеффри с досадой, а в следующий миг обнаружил себя стоящим рядом с ней.

– Отдай немедленно.

– Попробуй возьми!

– Прекрати, слышишь?

– Это только на растопку годится! Начни заново.

– Ты глупая коза! – выпалил он, и от этих слов так нестерпимо пахнуло детством, что у него перехватило дыхание.

Ванесса рассмеялась и опустила руку. Она смеялась долго, утирая слезы, и видно было, как спадают с нее, кольцо за кольцом, оковы напряжения. А ведь она, наверное, не спала в эту ночь, подумал Джеффри; очень может быть, что подруги искали Делию по всему городу, и волновались, и кляли себя. Как они встретились сегодня? О чем говорили?

– Я нарисую тебе эскиз, хочешь? – лицо сестры было ясным, глаза теплились чуть неловким вниманием. Он успел забыть, когда в последний раз видел ее такой.

– Нет, Несса. Я должен все сделать сам.

Она понимающе кивнула и, положив рисунок на стул, направилась к двери. В маленькой детской с окнами во двор вдруг стало слишком тесно от воспоминаний – и, похоже, не ему одному.

– Если тебе нужна будет эмаль, – сказала Ванесса, обернувшись, – я помогу.

Что чувствуют правители держав, подписывая мирный договор? Вряд ли они считают себя победителями. Но это была – победа.

Теперь оставалось лишь повидать отца и позавтракать, а затем – снова к работе. Надо спешить: времени мало. Он представил, как войдет сегодня в мастерскую, и усмехнулся. Из всех, кто там работает, лишь двое помнят его за верстаком. А вот что помнят его собственные руки – это только предстоит выяснить.

Массивное черное кресло в директорском кабинете уже пару лет как стояло пустым – полчаса еженедельных собраний не в счет – но, увы, пустота эта была лишь формальной, как и отцовские сетования о том, что пора на покой. А нынче утром кресло было занято основательно и безнадежно.

– Тебе что, трудно было позвонить? – проворчал отец, когда Джеффри прикрыл за собой дверь. – Тетка ведь волнуется. Я понимаю, конечно, все эти твои дела…

– Да, – сказал он невозмутимо. – Прости.

– Почему ты не в магазине?

– Я сегодня занят.

– Чем, позволь поинтересоваться?

– У меня заказ.

Отец неторопливо пригладил ногтем полинявший ус.