И век и миг... - [15]

Идут, снижая облака…

И вот уж с вешалки рука

Снимает плащ, и чья-то воля

Из одного в другое поле

Ведёт меня.

Зачем?

Куда?

Какая странная звезда

Сокрыта там, в седом тумане?

И не видать её, а манит,

Как донный вздох из камыша…

У вот уже щемит душа

Вот здесь, в груди, и там во поле,

Как боль сама, как эхо боли,

Чужая чья-то и своя —

Зовёт,

И я иду в поля.

2

Иду в осенние поля,

Не рву рывком с плеча ружья,

Не целюсь в бедного зайчишку:

Пускай себе живёт, трусишка,

Пускай бежит за горизонт

И всё, что поле даст, грызёт.

А я,

Где пахотой, где пожней,

Иду

И в полдний час,

И поздний

В литых отцовских сапогах,

Не тороплю усталый шаг,

Души своей не тороплю

И говорю себе: люблю.

До слёз люблю я эту пору,

Когда я сам под стать простору,

Раскидан весь и окрылён,

Как взрыв,

И тут же взят в полон

Тоской полей остро и хватко

До узелка…

Но вот загадка: куда иду?

И почему?

Пожал бы руку — но кому?

Сказал бы слово — но о чём?

Плечо бы чьё своим плечом

Доукрепил… Да только жаль,

Во все концы немая даль

Крестом лежит сквозно и мглисто,

И никого — ни тракториста,

Ни конюха, ни овчара,

Лишь я один, как и вчера.

Один.

Но мне не одиноко —

Во мне самом идёт дорога

Особой меты и длины —

Дорога в память той войны

И в сторону того омёта,

Что словно кто открыл ворота

Из августа в предзимний день,

Стоит и отрицает тень.

3

И я иду в его зарю

И, подойдя, благодарю

За приглашенье в летний полдень,

За свет, которым он наполнен,

За то, что он живой такой…

И я прилёг, прильнул щекой

К нему,

Как к печке русской дома…

И слышу вдруг, как через дрёму

Совет мне кто-то подаёт:

— Ты встань и постучись в омёт.

И я не пренебрёг советом.

Встаю,

Стучусь,

Как будто это

И в самом деле чей-то дом.

А раз есть дом,

То в доме том

Должны же быть и домочадцы.

Чего бы к ним не постучаться?

Стучусь.

И сам себе не верю:

Передо мной раскрылись двери.

Мол, раз уж надо — заходи

И всё, что сможешь, огляди.

4

И я вошёл в омёт. Да только

Где тут хоромы? Где светёлка?

Таких тут и в помине нет.

Тут не хоромы — целый свет.

Но свет не то чтобы всевышний,

Как белый наш, а летописный,

Бестеневой,

Упавший ниц,

Как тот, с пергаментных страниц.

И не такой уж чтобы светлый.

В нём что-то есть не то от пепла,

Не то от праха что-то есть, —

Такой он запредельный весь.

5

Зато вокруг всё то же поле,

Но в нём — другое время, что ли? —

Не те косилки,

Трактора…

В разгаре страдная пора

Косьбы и сенозаготовки, —

Там грабли вон, а тут литовки

Вонзились в жаркие валки…

А бабы где? Где мужики?

И сразу стало сердцу трудно:

Покос в степи, а так безлюдно.

Такого тут не может быть.

Кому-то ж надо подсобить.

И я, невольно озираясь,

Тревожным взглядом упираюсь

То вон в ходки, то в хомуты,

То в ту вон, полную воды,

Дубовую сырую кадку…

Ну что за чёрт — и тут загадка,

Хоть самого себя кляни!..

И вдруг — ах, вон где все они! —

В лесопосадке всей бригадой —

Увидел их, и сердце радо —

Сидят косцы-здоровяки:

Швытковы,

Шпаки,

Рудяки,

Чинилины и Ивановы,

Кондрашины и Острецовы…

Безусые, но не юнцы,

Плечом и статью — молодцы,

И все едят сливную кашу,

И все молчат. А что тут скажешь?

Обед, брат, он и есть обед.

Но почему здесь женщин нет,

Красавиц, в ком души не чаю?

Меня такое удручает.

Ни кротких нет, ни озорных.

Ну а какой покос без них?

Без них покоса не бывает,

Без них охота убывает

Валки валить до той межи.

А целоваться с кем, скажи?

Но факт есть факт.

А в чём причина? —

Об этом лучше знать мужчинам.

Но те сидят себе, молчат

Про жён своих и про девчат.

Вдруг обожгла меня забота:

В их лицах что-то есть от фото

Тех давних, довоенных лет…

Какой-то запредельный свет.

Но я беспечным быть стараюсь,

К ним подхожу и улыбаюсь

Безмолвным землякам своим,

И — здрасте! — говорю всем им.

А Рудяку поклон особый:

— Как поживаешь, дядя Стёпа? —

И отдаю ему поклон,

Как старшему из всех, а он…

А он, как эхо из окопа:

— Какой тебе я дядя Стёпа?

По возрасту — ты дядя мне,

А по своей по седине

Нам всем сойдёшь и за папашу.

Ты лет на сорок всех нас старше.

Не веришь? Зеркало бы дал,

Да бабой я ещё не стал.

Так и сказал, как подытожил.

А у меня мороз по коже

От слов, не ясных мне вполне.

— А что сказать твоей жене,

Такой хорошей тёте Нюре?

— А то скажи, что вот покурим,

Докосим клевер и — придём.

6

В лицо ударило дождём, —

И я открыл глаза, опомнясь:

Была уже сырая полночь,

Шёл туч растрёпанный свинец.

И только тут я наконец

Пришёл в себя

И сердцем понял:

Какой же верой я наполнен

В то, что они ещё живут, —

Докосят клевер и придут.

Придут в конце моей строки

Всем похоронкам вопреки.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ ЧАС

1

Есть, есть он, двадцать пятый час,

Не в круглых сутках есть, а в нас,

Есть в нашей памяти о тех,

Кто под траву ушёл,

Под снег,

Ушёл за свой последний след

Туда, где даже тени нет.

И всё ж, я уверяю вас,

Он в междучасье есть, тот час,

Есть в промежутке том, куда —

Что сутки! — целые года

Вмещаются, как смысл в слова,

И где особенно жива,

И где особенно одна

Земля от высших сфер до дна,

Одна с утра и до утра,

От общей массы до ядра

Мельчайших атомов-частиц,

От скорбных до весёлых лиц

Одна на миллиарды нас.

2

И вот как раз в тот самый час —

Не знаю, явь ли это, сон, —

Но с пьедестала сходит он,

Тот вечной памяти солдат,

Из бронзы с головы до пят,

И верность подвигу храня,

Девчонку ту, что из огня

Он вынес много лет назад,

Баюкая, несёт в детсад

Сквозь Трептов-парк…