И век и миг... - [13]

В укромный тот, в котором по присловью

Любовь всю ночку любится с любовью.

И ничего, что голова в снегу.

Вот подсучу штаны и — побегу.

"Он чувств высоких не изведал…"

Он чувств высоких не изведал,

Такой он зверски удалой:

Поцеловал, как пообедал,

Надел штаны — и с глаз долой.

А между тем в народе бают:

Такое ложкой не хлебают.

"Есть тайна женщины. И нам, друзья, об этом…"

Есть тайна женщины. И нам, друзья, об этом

Нашёптывают сладко наши сны.

За осенью седой, за отгоревшим летом

Всегда горит в ней светлячок весны.

Желанная, до родинки родная.

Доступная для наших губ и глаз.

Земная вся и вся, как не земная,

Небесно удалённая от нас.

Она — и плач, она и смех ребёнка.

Он в нас живёт, восторг её души.

Горит закат, а в нём бежит девчонка

С тропинки той от василька во ржи.

"Один лишь шаг — домой…"

Один лишь шаг — домой,

А сто шагов — из дому…

Должно быть, друг ты мой,

Нельзя нам по-другому.

Должно быть, наш итог

До основанья стога

Спрессует только Бог

И подчеркнёт дорога.

"Туманный, серый окоём…"

Туманный, серый окоём.

Сидим со старостью вдвоём,

Ждём молодость свою. Да где там!

Прошла весна, прошло и лето…

Добро ещё, что мы вдвоём:

Вот внук пришёл. Переживём!

"А весь мой путь — простая телеграмма…"

А весь мой путь — простая телеграмма:

Спасибо, родина, тебе спасибо, мама,

Спасибо, жизнь, за то, что я живу,

Спасибо всем во сне и наяву.

А что не так, прошу, не обессудьте.

Я отойду, а вы ещё побудьте.

"Взгляд горяч, язык остёр…"

Взгляд горяч, язык остёр,

Песни до рассвета.

Чем, скажите, не костёр

На пороге лета?

Парни все — хоть на коня!.

А девчата — прелесть.

Подойду и у костра

У того погреюсь.

ВНУКУ

Никитон ты мой, Никитонушка,

Видишь, в небе идёт красно солнышко

Над сырой землёй и над каменной

Всем лицом к тебе лаской маминой.

Так и ты по Руси — к жизни собранный

Не скупись — неси сердце доброе.

А придёт зима — не спеши ко сну,

С моего холма позови весну.

"Наконец-то! Наконец-то…"

Наконец-то! Наконец-то!

Снегу радуется сердце.

Разлеглась зима, расселась,

С глаз долой смахнула серость…

Хорошо! Охапки света

В урожай весны и лета.

"Всё к перу, к перу, к перу…"

Всё к перу, к перу, к перу…

Не пора ль к рубанку, к топору,

Чтоб с утра до вечера — работа

От росы и до седьмого пота

И чтоб завтра снова, снова, снова.

Вот тогда и прояснится слово,

Солнечно пройдёт по верстаку

И само запросится в строку.

"Мы тут ещё, в кругу родных и близких…"

Мы тут ещё, в кругу родных и близких,

И там уже в рядах у обелисков.

Ещё чуть-чуть, ещё, ещё полшага, —

Нам — вечный сон, а юношам — присяга.

"Не один стою у небосклона…"

Не один стою у небосклона,

Не один, а с памятью вдвоём.

Было мне когда-то окрылённо,

По-пластунски было под огнём…

Не спешу к последнему порогу,

Не прошу отсрочки у Творца.

Только вот пойду спрошу дорогу:

Много ль мне осталось до конца?

ВЕЧНЫЙ МИГ

И говорил и говорю вам вновь:

Где нет любви, там есть игра в любовь,

Там не горит над тамбуром звезда

И долго ждать не могут поезда…

Об этом знал тот самый проводниц

Который поезд придержал на миг,

Который знал, как мудрый человек:

Есть миг любви, что длится целый век.

"Небо молю молитвой…"

Небо молю молитвой,

Сердцем о колокол бьюсь —

Будь ты вовек монолитной

И нескончаемой, Русь.

Ветра касаюсь губами,

Плачу и радуюсь вновь.

Журки летят — память.

Утки летят — любовь.

Баллады

ЖАЛОБА КРЕСТА

1

Гляжу: нигде и никого окрест.

И вдруг, невольно оглянувшись, замер:

Из плах дубовых сотворённый крест

Сошёл с холма и встал перед глазами.

Клянусь, я разглядел лицо креста.

И голос, голос — аж мороз по коже —

Позвал меня:

— Иди, иди сюда

И прикоснись рукой ко мне, прохожий,

И выслушай.

2

Отсюда в двух верстах

Жил-был народ —

Страдал,

Любил,

Работал

И песни пел,

Да так, что в нас, крестах,

И то, бывало, просыпалось что-то

От песен тех

И, как зелёный ток,

Просилось в жизнь из мёртвой древесины.

И нам хотелось развернуть листок

И прошуметь берёзой иль осиной

Хотя бы раз!

И так из года в год:

И жизнь — и смерть,

И молодость — и старость…

Но в чём-то разуверился народ,

Ушёл с земли,

А кладбище осталось.

И стало дважды кладбищем.

Пустырь

В беспамятстве дичал и разрастался.

Уже давно попадали кресты

И пирамидки.

Я один остался.

И вот стою.

Стою и в дождь, и в снег,

И в час луны,

И в час восхода солнца,

И всё надеюсь: кто-нибудь из тех,

Из деревенских,

Всё-таки вернётся.

Отстроится,

Примнёт асфальтом грязь,

Приложит руки к почве одичалой.

Но только раз,

Всего лишь только раз

Пришёл один.

И — бог ты мой! — сначала

Открыл бутылку с помощью гвоздя

И выпил всю.

И стал безумно весел —

Пел, как рыдал…

А после, уходя,

Свою фуражку на меня повесил.

О, как я был фуражке этой рад.

Какая-никакая, а забота.

Шёл от сукна не запах — аромат,

Да, аромат

Жилья,

Подворья,

Пота…

Казалось, дым над смятым козырьком

От папиросы всё ещё дымился.

Его к траве сносило ветерком…

Мне даже, помню, сон потом приснился.

Как будто я из этих скорбных мест

Ушёл тайком,

Как из дому уходят,

Что я уже не надмогильный крест,

А пугало в июльском огороде.

Подсолнухи кругом, а не репьи.

Стою, ни перед кем не понижаюсь,

И вижу, как воришки-воробьи

Геройских из себя изображают,

Чирикают, разбойники…

Но кот

Уже, я вижу,

Хитро к ним крадётся…

А вот к ним девка вышла в огород,

Весёлая,

Похожая на солнце,

И щиплет нежно сельдерей и лук,

В пучки их вяжет ниткой-перевязкой,