И век и миг... - [11]

Шрифт
Интервал

АСЬ?!

Ты посмотри, как там и тут
Живую Землю жрут и пьют
Взахлёб до капельки, до дна.
А ведь она у нас одна,
Одна в глазах и под ногой,
И нет пока у нас другой.
Раскоп — в раскоп, в дыру — дыра.
До трещин в мантии ядра…
Какая пагубная страсть.
Скажи, земляк, не так ли? Ась?!

«С трибун трубим, глобально колоколим…»

С трибун трубим, глобально колоколим
О том, что мир, того гляди, расколем
Урановым ядром, а то и водородным,
Мир всех миров с народом всенародным,
Мир океанов, мир земли и неба,
Который был и вдруг сорвётся в небыль,
В своё ничто: ни вашим и ни нашим.
Как страшно то, что страх уже не страшен.

ГОЛЬФСТРИМ

Нет, это вам не выдумка из книг
И не забавный поворот фантазии, —
 Гольфстрим, он самый тёплый проводник
Экватора к воротам Евроазии.
Он круглый год обогревает нас
И не грозит, как Северный альянс.

«Всё круги, круги, круги…»

Всё круги, круги, круги…
Морем ходят утюги,
Окружают нашу сушу,
Чёрной бездной смотрят в душу.
Господа с чужой ноги,
Где же наши утюги?
Чем нам с теми утюгами
Поквитаться? Матюгами?

ОКЕАН БЕССМЕРТЬЯ

Уж как хотите, верьте иль не верьте,
Но почва — это океан бессмертья.
Всего два метра в глубину, но — чудо! —
Туда уходят, чтоб взойти оттуда
Живой травой… И лишь одно отныне
Меня тревожит: ядерной пустыни
Безликий свёрток в цинковом конверте.
Там только смерть и нет уже бессмертья.

«А для того чтоб перерезать стадо…»

А для того чтоб перерезать стадо,
Стратегам зла больших трудов не надо,
Достаточно в косой тени греха
Отсечь от общей массы пастуха.
Оно доходней так и безопасней:
Не прямо в лоб, а косвенно, как в басне.

ПАЛЕЦ

Ему все наши разговоры
До фени в тот и в этот век:
На спусковой крючок затвора
Нажмёт — и где он, человек?
Нажмёт на кнопку, и ракета
По курсу кода своего
Уйдёт на цель — и где-то, где-то
Жил-был народ и нет его.
И всё точнее с каждым разом.
А где же стопор? Где же разум?

«Это раньше было: из-за леса…»

Это раньше было: из-за леса,
Из-за моря… А теперь с плеча
Демона кудрявого — отвесно
Дротиком убойного луча
Сквозь лазурный купол небосвода
Прямо в темя Минску и Москве,
В ствол и корень каждого народа,
В детский волосок на голове…
Беспощадно! Как тут не молиться,
Не кричать всей библией души:
Бог ты мой! Да где ж она, граница
Этого безумства? Укажи!

«Стоп, — говорю Америке с Европой…»

Стоп, — говорю Америке с Европой, —
Не заноситесь, не срывайте стопор
С дежурных стрел глобального огня!
Чуть что — ни вас не будет, ни меня
Здесь, на Земле, а то и во Вселенной,
Не будет никакого населенья
От А, что называется, до Я:
Не будет ни кита, ни муравья,
Не будет даже «веста» и ни «оста».
Зачем же вам такое превосходство?!

«„Ура“ твоим ракетам…»

«Ура» твоим ракетам
И космосу «ура»!
Тебе, моя планета,
Одуматься пора.
Не рисковать беспечно
Учёной головой…
Пусть Млечный будет Млечным,
Ну а трава — травой.

«Опять, опять сомноженные силы…»

Опять, опять сомноженные силы
Громадой всей придвинулись к России,
Грозятся с боевого рубежа…
Опомнись, ум, осторожись, душа!

ОДНОМУ АМЕРИКАНЦУ

Уже на старте ядерный огонь.
И не пора ль, сосед мой дорогой,
С лукавых уст рывком сорвать печать
И с разных полушарий прокричать:
«Остановись, мгновенье, ты ужасно!»
Добро, чтоб это было не напрасно.

СЫНУ АЛЕКСЕЮ

Всё, как и прежде, — эврика,
Всё остаётся в силе:
Далёкая Америка,
Великая Россия.
И верится — не верится,
И знается — не знается…
А всё ж планета вертится!
А всё ж сердца сближаются!

МОЛИТВА

Учти, мой друг: молитва — не молва
Из праздных уст и не игра в слова.
Она тебе — душа, она тебе и тело
В одной волне безбрежно и всецело.
Она, как вдох и выдох, монолитна,
И имя ей вселенское — молитва.

V

ЖУРАВЛИНАЯ ПОЧТА

За клином клин у самых облаков
Они летят и нам крылами машут.
Как только что из памяти веков
Упрямо в сердце, прямо в душу нашу.
Ну что ж, ну что ж… Пришла, видать, пора
Читать письмо осеннего пера.

"Согласен, друг: клин вышибают клином…"

Согласен, друг: клин вышибают клином
И не простым причём, а журавлиным.
Такое тоже иногда бывает.
Беспамятство тем клином вьшибают
В пути от человека к человеку
Под сводом времени от века и до века,
От войска Невского у озера Чудского
До сталинградской армии Чуйкова
У волжских круч в окопах и руинах.
Такой размах у крыльев журавлиных.

СЕДОЙ АККОРДЕОН

За годом год идёт, идёт за вехой веха…
И вдруг как будто я свернул за угол века
И замер вдруг на переломе света:
Передо мной она — сама Победа! —
Сидит на стульчике у каменных ворот.
Вокруг Москва торопится, снуёт, —
Гудят машины, плещется неон…
А он, солдат, седой аккордеон,
Кричит во все лады и ордена:
Не забывайте, что была война!

"Моё седое поколенье…"

Михаилу Алексееву

Моё седое поколенье —
Оно особого каленья,
Особой выкладки и шага
От Сталинграда до рейхстага.
Мы — старики, но мы и дети,
Мы и на том и этом свете,
А духом все мы сталинградцы.
Нам Богом велено: держаться!

"Спороть со Знамени Победы…"

Спороть со Знамени Победы
Наш серп и молот? Так ведь это
Равно приказу срыть могилы
Бойцов советской нашей силы.
Позор вам, думские «вашбродь»!
Пороть Сегуткина, пороть,
Сняв генеральские штаны,
На главной площади страны.

"То донимает боль в спине…"

Юрию Бондареву

То донимает боль в спине,
То барахлит сердчишко…
Держись! Ты дед — по седине,
А по душе — мальчишка.
Давно остыл последний бой

Еще от автора Егор Александрович Исаев
Жизнь прожить...

В сборник включены поэмы «Суд памяти» и «Даль памяти», получившие широкую известность. Эти лирико-философские произведения утверждают глубокую связь прошлого и настоящего, отражают мысли и чувства человека — патриота своей страны. Книга рассчитана прежде всего на молодых читателей.


Рекомендуем почитать
Боги минувших времен

Творчество Александра Кондgратьева (1876-1967) объединено одним главным мотивом - любовью к древности. Входя в мир этой книги, мы попадаем в ирреальное, мифологическое пространство древних богов и демонических существ, тончайшими нитями связанных с жизнью XX века. Озабоченные и обремененные современностью, мы испытываем сладкое чувство соединения с прекрасным, окунаясь в мир человеческой культуры. Составитель и автор предисловия сборника - Вадим Крейд, профессор славистики Айовского университета США, исследователь русской эмигрантской поэзии.