И снова про войну - [5]
Я чуть не проговорился, когда взводный представил мне его:
— Красноармеец Черепахин.
— Григорий Михайлович, — кивнул он мне и как-то неодобрительно покачал головой, глянув на мои босые ноги.
— Дед! — воскликнул я.
— Ты чего? — не понял дед и даже обиделся. — Мне только четвёртый десяток пошёл! У меня младшей, Зинке, года нет! В сентябре сорокового родилась. А сам я с десятого!
Я прикусил язык.
А потом меня посадили обедать.
Все сели вокруг котелков, которые принёс дед с напарником.
Щи мы ели без хлеба, его не было. Сухари, их было по несколько у каждого пулемётчика, взводный приказал не трогать:
— Оставим для ЭнЗэ[4]. Сегодня мясо, а что вечером или завтра — пока не знаем.
Митяй не удержался и тут.
— Что вечер да завтра? Через минуту-то что будет — вот бы знать…
Все уже скоблили ложками донышки котелков, и взводный готов был вновь прикрикнуть на солдата, как вдруг, разрывая тишину леса, начался очередной уже миномётный обстрел. А потом от опушки понеслось, ближе и ближе к нам:
— Немцы! Немцы!
— Ну, началось опять! Накаркал! — вздохнул взводный в сторону Митяя.
Со стороны опушки что защёлкало, затрещало. Потом раздался жёсткий командный голос. Такой мог принадлежать только серьёзному командиру, потому что и сержант, и вся наша команда — все тут же подскочили и кинулись каждый к своему оружию.
— Пулемётчики! На места! — приказал голос.
Сержант, то есть взводный, схватив несколько пулемётных коробок, кивнул мне:
— Хватай воду, ленты, и за нами! Только не высовывайся вперёд и, когда мы заляжем, падай раньше! Все остальные, сами знаете, что и куда!
— Ага! — сказал я.
Младший сержант и красноармейцы, среди которых был мой дед, — а я так и не успел с ним поговорить толком! — подхватив пулемёты, покатили их на звуки боя.
Сердце моё заколотилось, грозя пробить грудную клетку, ладошки и спина вспотели. Боясь опоздать за дедом, я рванул следом, потом вспомнил про воду и ведро с патронами. Вернулся.
Вода была в обыкновенных стеклянных бутылках: пол-литровых. Бутылки стояли в солдатском мешке. Снаряжённую мной ленту, вторую, я накинул на плечо. Чтобы не упала на землю, так ухватил за кармашки, — костяшки на пальцах побелели.
Под соснами, где мы обедали, осталось ещё несколько коробок с пулемётными лентами и ведро с патронами. Всё я взять не смог — руки были заняты. Дед, уже исчезнув за деревьями, крикнул:
— Запомни место! Потом патроны принесёшь!..
Последние до края леса метры я преодолевал ползком. Над головой свистело, на землю падали ветки, ссечённые чужими пулями. Пули врезались и в стволы, как будто кто-то забивал в деревья гвозди — молотком:
— Бах! Бах!
Позиции пулемётчиков, оказалось, заранее подготовленные, были немного в другом месте — не там, где я утром свалился в окоп. Здесь край леса острым углом треугольника врезался в поле. Огонь отсюда можно было вести сразу на две стороны. И расчёт младшего сержанта уже стрелял. С хоботка «максима» срывались огоньки пламени.
Расчёт деда пока молчал. Сам он лежал за пулемётом, казалось, безучастно глядя в смотровую щель в стальном щитке. Его напарник нервно поправлял ленту.
Сержант, приложив к глазам бинокль, командовал:
— Гриша, подожди! Пусть поближе подойдут!
Я глянул туда, куда смотрел наш взводный, и в горле моём моментально пересохло. Если со стороны младшего сержанта на нас наступала только немецкая пехота — длинные серые цепи, то со стороны деда, кроме пехоты, — пять бронемашин! Колёсные, тяжёлые — на каждой по пушке и пулемёту. Пушки пока не стреляли, видимо, не зная цели, а пулемёты буквально поливали свинцом пространство перед собой.
Рука моя сама полезла в мешок с бутылками. Всего глоток воды — и мне стало бы легче.
— Куды-ыть! — прошипел взводный, десятым чувством уловив моё движение. — Это для пулемётов! Терпи, парень!
Дед, на мгновение оторвавшись от пулемёта, сказал мне:
— Давай за патронами. Коробки принеси. И ведро не забудь.
И я рванул назад. Естественно, заплутал. Запнулся о какой-то корень, хряпнулся, приложившись носом о сухую ветку! Здорово испугался, что сломались очки, схватился за лицо… и обмер: очков не нащупал!
Там, откуда я появился здесь, зрение у меня было — не позавидуешь. Очки носил со второго класса. На минус пять с половиной, если кому понятно. А здесь…
Не веря такому счастью, ещё раз осторожно ощупал лицо и убедился: очков нет, а я прекрасно вижу и без них!
Неужели так будет всегда?! — я вскочил на ноги и вдруг понял, что поднимаюсь ещё выше: земля уходит из-под ног.
Затем до меня дошло, что это просто кто-то здоровенный взял меня за шкирку и, как щенка, поднял в воздух.
— Кто такой?
— П-пулемётчик, — икнул я.
— Откуда?
— Оттуда! — я неопределённо махнул рукой в направлении разгоревшегося боя.
— Кто командир расчёта?
Тут я смог наконец-то, крутанувшись в воздухе, рассмотреть державшего меня человека.
У командира на петлицах были два кубика и перекрещенные пушечки: лейтенант-артиллерист. Свой, не враг.
И я с радостью выдохнул:
— Красноармеец Черепахин!
Меня тут же опустили на землю.
— Почему не с расчётом?
— За патронами послали! — выдохнул я и обрадовался во второй раз: в просвете между деревьев увидел знакомое место — то, где мы обедали. Там лежали коробки с патронными лентами, и стояло знакомое ведро. Теперь уже определённо я махнул рукой: — Вон!
В центре повести — двое детей, Василёк и Зинка, оказавшиеся по воле судьбы в водовороте событий Великой Отечественной войны. Не ради похвалы, не ради медали, не ради подвига они жертвуют собой — за победу и свободу родной страны и своих близких. Мужественно и стоически делают они выбор, который не под силу порой и взрослым, и выдерживают один из важнейших экзаменов жизни — на человечность.Книга предназначена широкому кругу читателей, может быть использована школьными преподавателями на уроках мужества и патриотического воспитания подрастающего поколения.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.
С годами люди переосмысливают то, что прежде казалось незыблемым. Дар этот оказывается во благо и приносит новым поколениям мудрые уроки, наверное, при одном обязательном условии: если человеком в полной мере осознаётся судьба ранее живших поколений, их самоотверженный труд, ратное самопожертвование и безмерная любовь к тем, кто идет следом… Через сложное, порой мучительное постижение уроков определяется цена своей и чужой жизни, постигается глубинная мера личной и гражданской свободы. В сборник «Звонница» вошли повести и рассказы о многострадальных и светлых страницах великой истории нашего Отечества.
В книгу вошли три документальные повести и две статьи, посвященные трагической судьбе и гибели великих национальных поэтов России. В документальной повести «Сердечная и огнестрельная раны Пушкина» рассказывается о последних месяцах жизни Александра Сергеевича, тяжелой преддуэльной ситуации, которая сложилась в январе 1837 года, о коллективной травле поэта голландским посланником Геккерном и «золотой» молодежью Петербурга. Скрупулезно раскрыты условия и ход дуэли между А. С. Пушкиным и Ж. Дантесом, характер ранения поэта, история его последней болезни.
Имя Максима Дуленцова относится к ряду ярких и, безусловно, оригинальных явлений в современной пермской литературе. Становление писателя происходит стремительно, отсюда и заметное нежелание автора ограничиться идейно-художественными рамками выбранного жанра. Предлагаемое читателю произведение — роман «Диамат» — определяется литературным сознанием как «авантюрно-мистический», и это действительно увлекательное повествование, которое следует за подчас резко ускоряющимся и удивительным сюжетом. Но многое определяет в романе и философская составляющая, она стоит за персонажами, подспудно сообщает им душевную боль, метания, заставляет действовать.
Действие нового романа-расследования Юрия Асланьяна происходит в 1990-е годы. Но историческая картина в целом шире: перекликаются и дополняют друг друга документальные свидетельства — публикации XIX века и конца XX столетия. Звучат голоса ветеранов Великой Отечественной войны и мальчишек, прошедших безжалостную войну в Чечне. Автор расследует, а вернее исследует, нравственное состояние общества, противостояние людей алчных и жестоких людям благородным и честным. Это современное, острое по мысли, глубокое по чувству произведение. Книга рассчитана на читателей 18 лет и старше.