В одном я ошибся. Не была покойница ни в ступоре, ни в истерике. Так замучилась Валя за жизнь свою несчастливую, так устала от неё, что умерла без страха. Конечно, жалко ей было мужа, а детей вдесятеро жальче, но сил бороться у неё просто не было. На первом шоке добежала она из кухни в комнату, а потом уже и сдалась.
В тот день к мужу её собутыльник завалился, какой-то оборотень. Пили на кухне, ссорились. Потом Гоша в магазин за добавкой ушёл, а Вале что-то на кухне понадобилось. Зашла она, увидела, что оборотень пьяный спит сидя, а рожу ему неполным превращением разнесло, клыки настежь. Она и не испугалась даже. Знала, когда мужики пьяные ругаются, у них часто клыки вылетают, хоть никто никого грызть и не думает. Чужую чёрную волю на оборотне духовидица Валя тоже видела — она и на муже после зоны её видела. Муж объяснил, что приходилось авторитетов слушаться и работу за них выполнять.
Открыла она шкафчик, уронила что-то. Оборотень проснулся. Дальше понятно.
— Как он выглядел? — спрашивает Витька. — Можете что-то вспомнить? Как его звали?
— Вроде Митя, — отвечает покойница. — Как выглядел… я не присматривалась. С клыками-то они все друг на друга похожи… Вроде высокий. Ёжиком постриженный.
«Да, — думаю, — ценные сведения».
— Что ж, — говорю, — простите, Валя, что потревожили. Ещё пару вопросов позвольте, и отпущу вас. Только знайте, что с пацанами вашими всё в порядке. За ними наши друзья приглядывают, сильные Светлые.
И тут Валя удивлённо голову поднимает и спрашивает:
— А как же дядя Петя?
Я уши навострил. Гляжу, и Витька напрягся. Оборачиваюсь к Марье — та в стороне столбом стоит, как и прежде стояла, и только глазищи её ясновидящие, совиные над респиратором сверкают.
— Какой дядя Петя? — это хором мы с Витькой.
— Профессор, — говорит Валя, — из какого-то института, я не помню, какого…
— При чём здесь он?
— Хороший человек! — отвечает Валя. — Он как-то в школу приезжал и какую-то лекцию читал, а потом… ну, подружился он с мальчишками моими. Не знаю, как ему и удалось, они у меня к чужим людям недобрые.
— Подружился? — Витька говорит и подбирается весь, как перед прыжком. — Чего он от них хотел?
— Да ничего плохого! Он и в гостях у нас был. А мне на стол-то поставить нечего… стыд такой… Про мальчиков сказал, что они талантливые, учиться им надо. Я и сама им всё повторяла: учитесь, учитесь! Не будете как мы с отцом, будете приличными людьми, в отпуск на море летать станете. А они… — Валя рукой махнула. — Только знают школу прогуливать и по улицам шататься. Но дядю Петю они уважают. По магии он с ними пару раз занимался, подтянул очень хорошо, а нам и заплатить нечем…
«Ой ли, — думаю я, и подозрений у меня столько, что внутри не помещаются. — Ой ли нечем? Не начали ли уже расплачиваться?»
— Дядя Петя сказал, — продолжает Валя, — если что случится, беда какая, то можно к нему обращаться, он поможет, чем сможет. Я, если честно, думала, что мальчики после… после всего этого к нему прямо и пошли. Может, постеснялись? Так вы им скажите!
«Беда, значит, — думаю я. — Обращаться, значит». А сам вижу, затревожилась бедная Валя, с ноги на ногу переступает. Нехорошо её такую отпускать. Поднимал-то я её спокойную. Нельзя человеку последний сон портить, непорядочно это.
Тут Марья ближе подходит.
Мёртвая, конечно, выглядит страшно, но мы с нею уже добрых полчаса мирно беседуем. Всякому бы ясно стало, что облик её — только видимость, а по характеру она как при жизни тихой была, так и после смерти осталась. Бояться нечего.
— Тётя Валя, — говорит ясновидящая, — вы не волнуйтесь. Мы мальчикам обязательно скажем. И сами их за руки отведём, если что. А не знаете ли вы, где дядя Петя живёт?
— Ох, — Валя задумалась. — Я-то не знаю, не была. Мальчики должны знать! Они в гости к нему ходили, уроки там делали. А фамилия его Степанов, это я запомнила. Пётр Алексеевич, как царь… И передайте, пожалуйста, передайте мальчикам, что я их очень люблю!
— Скажем, — говорит Витька. — Спасибо, Валя. Добрых вам снов. Отпускай, Колян.
Привели мы с Витькой могилу в порядок. Сели в машину. Респиратор с Марьи сняли и водой её отпоили. Перенервничала девка. Но думалось мне, что напугала ясновидящую не покойница безобидная, а то, что Марья с неё считала. Как она отдышалась, так я её и спросил.
— Это он! — слышу.
— Почему-то я не удивлён, — бурчит Витька.
И я не удивлён. Детали с моей гипотезы рассыпались, а основа как раз подтвердилась. Читала, стало быть, Марья не с Витьки, а с мальчишек. Хозяин не с зоны оказался, а из приличных людей, профессор. Но это ещё ловчее в строку ложится: по-настоящему умный колдун на зону не попадёт.
Марья сидит белая как бумага, ни кровинки в лице. И только очами из стороны в сторону поводит, будто прямо сейчас что-то видит.
— Так что ему нужно-то было… хорошему человеку? — спрашивает Витька. — Дети? Зачем? В жертву?
— Нет, — это я говорю, а Марья головой качает согласно. — Будущих жертв сложной магии не учат.
Витька языком прищёлкнул.
— Это верно.
— Я так думаю, он Вале правду сказал. Талантливые они. И колдуны великой силы, каких один на сто тысяч. Двенадцать лет им скоро, нянькаться с ними уже не надо, можно от родителей забирать и себе подручных воспитывать.