— Что ты делаешь в свободное время? — спросила я Яспера. — Ну так, вообще? Только не говори, что читаешь.
— Кино смотрю, — отозвался Яспер. — Музыку слушаю. На гитаре играю и на фортепиано. С собакой гуляю. А иногда просто ничего не делаю. Вот как сейчас.
Здрасьте, приехали: гулять со мной значит ничего не делать? Я даже как-то подобиделась. В конце концов, это ему от меня чего-то надо. В Леиной книжке все предельно ясно сказано. Впрочем, не будем зацикливаться на ерунде. Я покосилась на Яспера: взять его за руку или не взять? Но вовремя сообразила, что у меня грязные ногти и может выйти конфуз, потому что у него — я глянула на его руки — ногти чистые.
Что же делать? Я вздохнула, придвинулась поближе к Ясперу, закрыла глаза и поцеловала его в губы.
И убедилась в том, о чем давно подозревала: в фильмах поцелуям придается слишком много значения. Нам вбивают в голову, что поцелуй — это решающий момент. После поцелуя раскрываются преступления и распадаются семьи, начинаются войны и ссорятся друзья.
От моего поцелуя не случилось ничего. Идея вообще была так себе, зато целиком и полностью моя, не Леина. У меня была цель. Я хотела спасти Яспера от злого рока, освободить его от роли парня, который мне безразличен и должен умереть.
Но после поцелуя все осталось так же, как было до. Я по-прежнему ничего не имела против Яспера. Но и за ничего не имела. К счастью, губ он так и не раскрыл. Так что все вышло не так мокро и мерзко, как поцелуй на прощальной дискотеке в лагере, приключившийся со мной почти случайно. Да нет, вообще Яспер очень даже ничего, а его постоянная ухмылочка так и вовсе милая.
Только вот влюбленностью тут и не пахнет. У меня не возникало никакого желания поцеловать его снова, любоваться им, говорить с ним и вообще думать о нем и грозящей ему опасности. Бабочки в животе не порхали. В точности как писала Лея: «Ни бабочек, ни стрекоз, ни даже самой завалящей мушки». Каштан, под которым мы сидели, не собирался на нас падать. Небо тоже держалось крепко. Все осталось по-прежнему. Целоваться — это в лучшем случае скучно.
Яспер на меня не смотрел. Я видела его профиль: симпатичный парень, во всяком случае, уродом его точно не назовешь. Он был в глубокой задумчивости.
— О чем ты думаешь? — поинтересовалась я.
— Удивляюсь, — ответил он. — Я тебя не понимаю. Зачем ты это делаешь? Со скуки?
Вот уж что-что, а скука тут точно ни при чем. А если он считает, что лизаться с ним — это для меня такая развлекуха, то он глубоко ошибается.
— Да я могу всего этого и не делать, если тебе не нравится, — сказала я, тихо надеясь, что сейчас мы поссоримся и на этом разойдемся. Тогда я наконец с чистой совестью смогу пустить дело на самотек.
— Да уж, лучше не надо, — отозвался Яспер. — Я же чувствую, у тебя есть какая-то задняя мысль. И мне от этого как-то… неуютно.
— Ишь ты какой умник! — фыркнула я. — Тогда иди и лижись со своей псиной.
Я вскочила, наступив на его куртку, и потопала прочь.
Дверь стояла нараспашку, так что я беспрепятственно вошла в темный Леин подъезд и взобралась по лестнице. Я постучала, едва сдерживаясь, чтобы не забарабанить обоими кулаками. Но Лея открыла сразу. В пижаме, волосы узлом закручены на затылке и в кои-то веки не падают на ее тощую хмурую физиономию.
— Доброе утро… э-эм… день, — пробормотала я.
— Я писательница, — буркнула Лея. — Живу как хочу.
— А я разве что-то сказала?..
— Но хотела, — она посторонилась, пропуская меня. — Обувь сними.
Хотя носки пачкать не хотелось, я послушалась. Все же нельзя не отдать ей должное: она меня впустила, хотя вряд ли у нее остались приятные воспоминания о моем предыдущем визите. Она повернулась ко мне спиной — отважная женщина! — и пошлепала на кухню. Я порысила за ней. Кошка спала в корзинке для фруктов и вскочила, только когда Лея зазвенела стаканами.
— Да не надо мне ничего, — быстро сказала я. Уж больно у Леи посуда сальная.
— А мне надо, — она налила себе из графина полстакана и указала на стул. — Располагайся.
Я села. Что-то чересчур она любезна. Не нравится мне это.
Она отпила из стакана, скривилась и выплеснула воду в раковину.
— Ну что, он еще жив? — небрежно поинтересовалась она.
— Да. Июнь же еще не наступил. И вообще на улице холодина. Я ни одной осы еще не видела.
— А с чего ты взяла, что несчастный случай произойдет именно в этом году?
Нет, это она у меня спрашивает!
— Да речь ведь о вашей книжке! Что вы имели в виду? Через год? Или еще позже?
Она наморщила лоб.
— Не-е, там линейное повествование.
— Что?
— Ну, все по порядку. Между событиями нет больших разрывов. Вроде бы.
— Вы сами не помните, что напридумывали, а люди должны вам верить! Да у вас в книжке такой же бардак, как в квартире!
— Эй! — оскорбилась Лея. — Повежливее нельзя? Я тебя впустила по доброте душевной…
— Ни по какой не по доброте, — отрезала я. — Вас совесть грызет.
Спорить она не стала. Тогда я рассказала ей о своих попытках навязать Ясперу иную роль и таким образом его спасти. Даже о поцелуе в парке поведала.
Она внимательно меня выслушала.
— Как мило, — сказала она. — Как романтично.
— Да ничего подобного! — взорвалась я. — Самое большее, что я могу сказать: это не было противно!
