И повсюду тлеют пожары - [79]

Соседи слышали, как ребенок вопил часами. «Весь день, всю ночь, — говорила соседка из 3Б. — Кричит, когда утром иду на работу. Кричит, когда прихожу с работы вечером». Соседка подумывала вызвать полицию, но не хотела вмешиваться. «Я в чужие дела не лезу».

(Но и Биби плакала. Да, ложилась и рыдала, иногда клала ребенка на грудь, лихорадочно гладила девочку по спине и волосам, а иногда одна, на полу возле ящика из комода, что служил кроваткой, и ребенок верещал вместе с ней, и голоса их устремлялись ввысь в душераздирающей гармонии.)

За полтора месяца своего бурного материнства Би-би ни разу не обратилась за помощью к психологу или врачу.

(А должна была, это правда. Но она не знала, куда обратиться. Английский у нее в лучшем случае средненький; умение понимать прочитанное минимально. Она не знала, где найти соцработника, который мог бы помочь; не знала даже, что такие на свете бывают. Не умела подать заявление на пособие по безработице. Не знала, что есть такая возможность. Она опускала взгляд и не видела страховочной сетки — только лес небоскребов, что вздымались иглами и грозили ее пропороть. Можно ли упрекать ее за то, что она, неудержимо падая, пристроила дочь на безопасный карниз?)

Биби оставила ребенка рано утром 5 января 1997 года на пожарной станции на Кинсмен-роуд. В ту ночь температура упала до тридцати одного градуса. С учетом ветра — до семнадцати[51]. В полтретьего ночи, когда пожарные открыли дверь и обнаружили ребенка в картонной коробке, только-только начался снег и все вокруг обросло серебристой кристаллической пылью.

(Когда Биби оставила ребенка на крыльце пожарной станции, и в самом деле было довольно холодно, но девочка была одета в три распашонки и две пары штанов и закутана в четыре одеяла — во все детские вещи, что были у Биби. Ручки запеленуты внутри, чтобы не мерзли, угол одеяла прикрывал головку, чтобы девочке не дуло. По всем оценкам, к тому времени, когда капитан пожарной команды открыл дверь, ребенок пробыл на улице приблизительно двадцать минут, а под снегом — минуты две. Снег засыпал одеяло совсем чуть-чуть — девочку точно засахарили или окунули в алмазную крошку.)

К рождению ребенка Биби пробыла в стране всего два года, а в городе — едва ли год. В Кливленде она успела сменить три квартиры, с одной съехала до истечения договора, на другой хронически опаздывала к сроку и недоплачивала, у нее не бывало работы, где платили бы выше минимальной ставки.

(Каждый месяц она переживала, что недотягивает. Как-то раз уплатила за квартиру всю сумму, а потом ей не хватало на продукты и электричество: что за жизнь — выбирать между голодом и темнотой. После этого она решила платить сколько может, а в те дни, когда ей щедро давали чаевые, писала свое имя на бумажке, заворачивала в нее двадцатку и подсовывала домовладельцу под дверь. Баланс она сводила на старом конверте, всегда лежавшем на кухонной столешнице. Подсчеты выглядели так:

Сент. не хватает $ 100

09.08 заплатила $ 20

09.13 заплатила $ 20

09.18 заплатила $ 20

Окт. не хватает $ 80, всего не хватает $ 120

10.03 заплатила $ 20

10.14 заплатила $ 20

10.26 заплатила $ 20

Ноябрь не хватает $ 70, всего не хватает $ 130

Уже отстав, как она могла нагнать? И какую еще работу могла найти? Она плохо говорила по-английски, у нее даже какого-то подобия школьного аттестата не было.)

Во время беременности, уже незадолго до того, как Биби оставила ребенка, она работала в ресторане, где повара задержали за торговлю героином. Ранее несколько сотрудников подозревали, что между ним и Биби что-то есть. Отмечали флирт. По крайней мере, однажды этот повар подвез Биби до дома после ночной смены. Можно ли исключить вероятность, что Биби, водя столь сомнительные знакомства, тоже причастна к противозаконной деятельности?

(Повар Винни и впрямь торговал героином. Этого отрицать нельзя. Но к Биби он питал сугубо платонический интерес. Жалел ее, глядя, как пухнет ее живот, зная, что ее парень, крысеныш этот, бросил ее ни с чем. Десятью месяцами раньше такая же история приключилась с сестрой Винни, и каждый вечер, когда он возвращался в квартиру, где они жили вместе с матерью, Тереза была все серее, ребенок вопил, лежа поперек ее коленей, или наваливался ей на плечо, как маленький старичок, и оба они сидели на диване, одряхлевшие и обессиленные. Удивительно ли, что каждое утро, когда Винни смотрел на Биби, сердце его ныло, как от синяков? Плохо ли, что он с ней шутил, добивался улыбки, какой уже не мог добиться от сестры, подвозил ее, когда видел, что ноги у нее распухли так, что едва не лопаются шнурки на ботинках?

Что до Биби, Винни ей нравился, это правда. Но ее влечение порождала в основном его доброта, а мысль о том, что мужчина — любой мужчина — прикоснется к ней, пока внутри у нее молотит пятками ребенок, наполняла ее омерзением. Когда Винни забрали копы, Биби остро грустила по нему, точно по брату, которого никогда больше не увидит.)

На нынешней официантской работе у Биби МРОТ для работников, получающих чаевые, — 2,35 доллара в час. Пятьдесят часов в неделю плюс чаевые в среднем ежемесячно приносят ей чистый заработок в $ 317,50. Разумно ли рассчитывать, что при таких доходах она сможет растить ребенка и обеспечивать его всем необходимым? Не придется ли ей обращаться за социальным пособием, и продовольственными талонами, и льготными школьными обедами, не станут ли они с ребенком высасывать ресурсы из социума?