И повсюду тлеют пожары - [80]

(Но ведь будет и любовь — будет столько любви. Если есть любовь, так мало надо. На основное хватает — на аренду, еду, одежду. Как сопоставлять материнскую любовь со стоимостью воспитания ребенка?)

Марк и Линда Маккалла располагают всеми необходимыми ресурсами — это ясно слепому. У мистера Маккалла постоянная высокооплачиваемая работа; миссис Маккалла последние четырнадцать месяцев с утра до ночи занималась ребенком и планировала жить так до бесконечности. У них собственный дом в безопасном респектабельном районе. С финансовой точки зрения они живут лучше девяноста шести процентов населения страны. Под их попечением ребенок прекрасно одет, сытно накормлен, о девочке прекрасно заботятся. Ее регулярно осматривают врачи, она много общается и обогащается духовно: чтение для малышей в библиотеке, бассейн для младенцев, музыкальные занятия «Я и мама». Дом Маккалла тщательно обследовали и выдали сертификат о том, что нигде не обнаружен свинец.

Более того, Маккалла вполне доказали, что готовы посвятить себя воспитанию ребенка. Согласно имеющимся документам, они десять лет пытались зачать, а потом еще четыре года ждали усыновления. Они обращались за консультацией ко всем медицинским специалистам в Кливленде и окрестностях — в том числе лучшим репродуктологам Кливлендской клиники, — а затем наняли самое уважаемое агентство по усыновлению в штате. Это разве не означает, что с ними ребенок будет окружен заботой и лаской и получит все возможности для развития?

(Но у девочки уже есть мать. Кровь матери течет в ее венах. Эта мать носила ее в утробе месяцами, чувствовала, как ребенок брыкается и переворачивается внутри, двадцать один час выталкивала ее лицом вверх и кричала в ослепительные лампы родовой палаты, разразилась слезами восторга, впервые услышав голос дочери, и — еще прежде, чем медсестры обтерли ребенка, еще прежде, чем они перерезали пуповину, — ощупала ее всю, ее крошечные раздутые ноздри, и бледные тени бровей, и скользкие подошвы — проверяла, что девочка целая, что она вылезла вся, заучивала ее всю наизусть.)

Если опека вернется к Биби, она, разумеется, будет растить ребенка в статусе работающей матери-одиночки. Кто будет заниматься девочкой, пока Биби на работе? Разве ребенку не будет лучше в семье с двумя родителями — один из которых не работает и всегда дома, посвятит ее воспитанию все свое время, — а не в детском саду с утра до ночи? И разве девочке не будет лучше с матерью и отцом, если учесть, что, согласно исследованиям, в жизни ребенка важна сильная мужская фигура?

(Вот к чему сводилась дискуссия снова и снова: что делает человека матерью? Только биология — или любовь?)

* * *

Мистер Ричардсон в зале судебных заседаний радовался, что никто не слышал прений последнего дня, когда вызвали миссис Маккалла. Она вышла вперед — в суде по семейным делам нет свидетельской кафедры, только кресло сбоку от судьи — и села, и он видел, как она нервничает, потому что она так и сяк скрещивала лодыжки, потому что она никак не могла решить, куда деть руки — на подлокотники или в мягкий гамак юбки. Прежде мистеру Ричардсону не приходило в голову, что кафедра в суде, пусть формальная и грозная, прячет тебя от пояса и ниже: по крайней мере, весь мир не увидит, как суетятся твои ступни, — сколько бы ни судили тебя, хотя бы ноги твои никто не осудит.

Встать и приступить к допросу Эд Лим не торопился. Был он высок, особенно для азиата: шесть футов, худой и гибкий, ему в баскетбол бы играть с такой конституцией — и да, он играл, форвардом в основном составе школьной команды в шестидесятых. В школе их с миссис Маккалла разделяло всего три года, оба — уроженцы и выпускники Шейкер-Хайтс, и до этого дела Эд Лим только и помнил про миссис Маккалла, что это застенчивая пухловатая девятиклассница с длинными золотисто-каштановыми волосами. Он был одним всего из двоих азиатов в своем классе — второй была Сьюзи Чан; ребята дразнились, что эти двое вырастут и поженятся. Они, само собой, не поженились: Сьюзи сразу после выпускного уехала в Орегон, но в итоге Эд и впрямь женился на милой китаянке, тоже из первого поколения, как и он; познакомились в колледже. Миссис Маккалла, впрочем, ничего этого не помнила — не помнила даже Сьюзи Чан, с которой год выступала в команде чирлидеров.

— Итак, миссис Маккалла, — сказал Эд Лим, отложив ручку на стол. — Вы всю жизнь прожили в Шейкер-Хайтс, не так ли?

Миссис Маккалла признала, что так оно и есть.

— Средняя школа Шейкер-Хайтс, выпуск тысяча девятьсот семьдесят первого года. Вы учились в местных школах с начала до конца?

— С детского сада. На Бульваре, когда еще учились с детского сада до восьмого класса. И старшие классы, конечно.

— А потом в Университете Огайо?

— Да. Выпуск тысяча девятьсот семьдесят пятого.

— А потом уехали назад в Шейкер-Хайтс? Сразу?

— Да, мне здесь предложили работу, а мы с мужем — тогда еще женихом — хотели создать здесь семью.

Она стрельнула глазами в мистера Ричардсона, и тот легонько ей кивнул из-за стола. Они это обсуждали: главное — при каждом удобном случае напоминать судье, как она и мистер Маккалла хотели этого ребенка, как важна для них семья, как они преданы маленькой Мирабелл.