И нагрянула черная рать... Монгольское завоевание Южного Урала. 1205–1245 - [9]

Непосредственно перед битвой, когда войска построились, как старший по своему статусу Джучи послал к хорезмшаху переговорщиков, которые сообщили Мухаммеду, что Чингис-хан «запретил ему вступать в сражение с войсками Хорезма, что их задачей был только разгром меркитов, и что монголы готовы даже передать людям хорезмшаха все захваченные у меркитов трофеи» [8, с. 134]. На что султан ответил фразой, донесенной до нас ан-Насави: «Если Чингиз-хан приказал тебе не вступать в битву со мной, то Аллах Всевышний велит мне сражаться с тобой и за эту битву обещает мне благо. И для меня нет разницы между тобой и гюр-ханом[22] и Кушлу-ханом[23], ибо все вы — сотоварищи в идолопоклонстве. Итак — война, в которой копья будут ломаться на куски, а мечи — разбивать вдребезги». Тогда Души-хан понял, что если он не примет сражения, то его надежды окажутся ложными, и настанет его конец. И он прибег к сражению и искал выхода в битве. И когда встретились оба противника, и сошлись [в битве] оба ряда, Души-хан лично атаковал левый фланг султана, разбил [этот фланг] наголову и заставил обратиться в бегство в беспорядке в разных направлениях. Султан был близок к разгрому, если бы наступательное движение его правого фланга против левого фланга проклятого не восстановило [положения]. Так была предотвращена беда, был уплачен долг, и была утолена жажда мести, и никто не знал, где победитель, а где побежденный, кто грабитель, а кто ограбленный» [17, с. 245].

В «Жизнеописании Елюй Люге» говорится о том, что в той битве принимал участие его сын Сешэ и особо отличился. «[Когда] мусульмане окружили старшего царевича-наследника… Сешэ повел тысячу воинов на выручку и вывел из [опасности] его [Джучи], а в него самого попали копьем» [49, с. 177]. Ибн ал-Асир в своей летописи подчеркивает особую ожесточенность сражения: «Выстроились они к битве и совершили бой, какому подобного не было слышно. Длилась битва 3 дня да столько же ночей, и убито с обеих сторон столько, что и не сочтешь, но не обратился в бегство ни один из них. Что касается мусульман, то они стойко дрались ради защиты веры своей и, зная, что коли побегут, то мусульманам не будет никакого исхода, и они будут перехвачены (по дальности от своих земель). Неверные же упорно сражались за спасение своих людей и своего имущества. Дошло дело у них до того, что иной из них слезал с коня и пеший бился со своим противником. Дрались они на ножах, и кровь текла по земле до такой степени, что лошади стали скользить [по ней] от множества ее. [Наконец], обе стороны истощили свои силы в терпении и в бою… Сосчитали, кто убит из мусульман в этой битве, и оказалось 20 000, а что касается неверных, так и не сосчитаешь, кто из них убит» [17, с. 15].

Вызывает сомнение, что сражение продолжалось три дня, но то, что монголы, уступающие численно, атаковали, и атаковали успешно, подтверждает Рашид ад-Дин: «Так как султан не внимал… словам и не поворачивал поводий от войны, монголы также обратились к сражению. С обеих сторон оба правые крыла сдвинулись [с места] своего, а часть монголов атаковала центр. Была опасность, что султан будет захвачен в плен, но его сын Джалал-ад-Дин, проявив крепкое противостояние, отразил это нападение, которое не сдержала бы и гора, и извлек отца из этого гибельного положения… Весь тот день до ночи султан Джалал-ад-Дин стойко сражался. После заката солнца оба войска, отойдя на свои места, предались отдыху» [40, с. 190].

Ночь разделила сражавшихся. Монгольские полководцы: и темники, и тысячники собрались на совет. Продолжать битву дальше сочли неоправданным, терять своих воинов попусту они не хотели, представление о воинстве хорезмшаха они получили и сделали вывод не в пользу хорезмийцев. Затем с их стороны последовала военная хитрость: монголы развели множество костров, огни которых показывали на якобы огромное их скопление, а сами, не тратя более времени на отдых, снялись и ночью же ушли на восток — очень быстро, как только могли скакать их кони, и «проделали за эту ночь расстояние двух дней пути. А душой султана завладели страх и убежденность в их храбрости, он, как говорят, в своем кругу сказал, что не видел никого, подобного этим людям храбростью, стойкостью в тяготах войны и умением по всем правилам пронзать копьем и бить мечом…» [17, с. 245–246]. «По мнению В. В. Бартольда, именно тягостное впечатление хорезмшаха от первого боя с монголами было одной из причин, по которой он впоследствии не решился встретить их в открытом сражении» [43, с. 137].

Пока хорезмийцы топтались на месте случившегося сражения, подсчитывая потери (а считать было что — они потеряли около 20 тысяч воинов, в то время как монголы значительно меньше [8, с. 134; с. 214, прим. 33]), последние отошли на несколько переходов от Иргиза и, дождавшись момента, когда Мухаммед уберется восвояси, вновь принялись «осваивать» земли восточного Дешта, возможно постепенно смещаясь в сторону Прибалхашья. Перед Чингисовыми военачальниками отныне встала еще одна задача — прикрывать северный фланг другого монгольского войска, возглавляемого Джэбэ-нойоном, выдвигавшегося в направлении Семиречья и кара-киданей. Эти территории согласно замыслам Чингис-хана необходимо было привести к покорности, чтобы в ближайшем будущем они служили платформой для агрессии, направленной против Государства хорезмшахов.