И лад, и дали - [20]

Не Данте дремучих дриад,

Девиц деликатных не дразнит,

И в дебрях дельцов — дилетант.

Доклады доводит как доктор.

Дородный, добротный как дуб.

Доцент и действительно — дока.

Не демон, но действенный дух,

Где дар Демосфена в дебатах —

Не драка с державным двором.

Друзей в дальнобойные даты

Двинянинов двигал добром.

Двусмысленна днесь добродетель,

Досадны дела дикарей.

Добры донкихоты да дети,

Двинянинов дважды добрей.

Однако не все приветствовали и одобряли палиндромы отца. Так, например, однажды Николай Иванович был в гостях у своих знакомых, где собрались любители и знатоки поэзии. Он, как всегда, по просьбе публики прочитал свои новые стихи, и тогда почти все присутствующие сказали: «Не понятно». Одна дама спросила: «Что значит слово «буревая» и как понять фразу: «И март улетел утрами»?» И только один человек по имени Владимир Иванович заступился за палиндром, сказав: «Это поэзия XXI века».

Как-то раз отец выступил на литературном вечере. Его проводили до дома, и зашли к нам ребята-студенты, человек пять. Сначала я принял их за энтузиастов-палиндромистов, но потом оказалось, что они были противниками такой поэзии. «Николай Иванович, — недоумевали они, — вы хороший, интересный человек, но зачем вы пишете такие непонятные стихи, какие-то палиндромы?» Немного послушав их беседу, я предложил студентам сыграть партию в шахматы, двоих обыграл, и они ушли. В связи с этим вспоминается и другой характерный случай. Так, к нам однажды пришел некий артист из Тамбовского драматического театра. В тот вечер отец читал собравшимся друзьям свои палиндромы, которые гостю поначалу очень понравились. Никифоров, решив удивить артиста, сказал ему, что стихи обратимые, на что тот вдруг заявил: «Тогда это не стихи, а ерунда!»

К одной из самодеятельных рукописных книг со стихами отца (1966–1967), периодически издаваемых в нашем доме, предисловие написал Николай Глазков. В нем он выразил свое отношение к палиндрому в целом и к творчеству папы в частности:

«Перевертень, палиндром, палиндромон… Каждая строка стиха читается как слева направо, так и справа налево. Чтобы создать палиндром, или перевертень, надо обладать незаурядной стихотворной техникой и редким трудолюбием. Это может подтвердить любой поэт.

А зачем это нужно? Такой вопрос неслучаен. Он закономерен. В самом деле, зачем тратить поэту массу времени и труда ради словесной эквилибристики?

Представьте себе, что вы находитесь в цирке. Жонглер бросает в воздух шесть или семь шаров и ловит их. Вы восхищены его мастерством. Сами вы не сумеете жонглировать и двумя шарами <…>.

В средневековой литературе бытовала легенда о жонглере Богородицы.

Ученые монахи наизусть читали молитвы, а жонглер перед иконой Богородицы демонстрировал свое умение. Монахи были возмущены таким святотатством. Они решили выгнать жонглера из своего монастыря, но Богородица сошла с небес и заступилась за своего жонглера <…>. Так неужели мы, люди XX века, современники лазеров и кибернетических машин, окажемся нетерпимее средневековых монахов? <…> А если это не только жонглерство? Тогда тем более мы должны признать право поэта на виртуозность.

Тамбовский поэт Николай Иванович Ладыгин взялся за трудный жанр. Не всякому поэту перевертни под силу. Николай Иванович проявил себя как штангист Поэзии <…>. «А зачем это нужно?» — спросят меня. И я отвечу вопросом на вопрос: «А почему это не нужно?»

<…> «Не общее выражение лица» его музы — достоинство поэта, отнюдь не недостаток. И издание самобытных поэм Ладыгина можно только приветствовать».

В 1970 году вышла первая журнальная публикация стихов отца с предисловием Игоря Кобзева в «Русской речи» (№ 4). О палиндомах Ладыгина узнала вся страна. Между тем отец продолжал с увлечением заниматься живописью. Он принимал участие в городских, областных и всесоюзных художественных выставках. В нашей семье сохранилось очень много выставочных каталогов, изданных в Тамбове и Москве. В них упоминается фамилия отца и названия его работ.

Николай Иванович очень любил жанр пейзажа и посвящал работе на пленэре много времени и сил. В теплое время года он каждый день выезжал на моторной лодке на реку Цна, чтобы писать этюды. Образцом для него были живописные работы русского художника-пейзажиста Ивана Шишкина, которого он в юности часто копировал. На протяжении всей своей жизни отец не переставал восхищаться мастерством великого русского живописца.

В 1970-е годы папа начал писать миниатюрные пейзажи и отдельные портреты на овальных березовых срезах. Ему никогда не было свойственно чувство накопительства своих работ, а поэтому он щедро дарил их людям — близким друзьям и хорошим знакомым. Помню, как в 1971 году в городском парке культуры и отдыха успешно прошла выставка миниатюрных пейзажей отца. Ее посетители приняли участие в беспроигрышной лотерее, раскупив входные билеты. Все вырученные средства были переданы Николаем Ивановичем в Фонд мира — в поддержку борющегося за свою независимость Вьетнама.

Помимо пейзажей, папа писал портреты родственников, друзей и просто знакомых, а также собственные автопортреты. Накануне тридцатилетия начала Великой Отечественной войны (1971) он написал 18 портретов Героев Советского Союза, проживавших в то время в Тамбове, — Н. И. Афанасьева, Д. Н. Кратова, С. А. Неменко, В. И. Щелкунова и других. Они были показаны на выставке в лектории парка культуры и отдыха, а затем переданы в дар городу.