Хрустальный башмачок - [5]

В продовольственном магазине я растерялся, будто меня огрели по голове. Висевшие вдоль стен огромные соленые рыбины, связки сосисок, громоздившиеся повсюду самые разнообразные продукты окружали меня со всех сторон и подавляли своим обилием. Увидев горы свежих продуктов среди людской толчеи, я обомлел, будто передо мной была поставлена тарелка с ботинком, политым соусом… Я не испытывал ничего подобного до того, как познакомился с Эцуко. Узнав у продавщицы цены и расплачиваясь, я почувствовал нечто похожее на стыд. Получив сдачу у девушки с широким угловатым лицом, я подумал: покупать такие продукты мне не пристало. Я как-то упустил из виду, насколько повлияла на меня Эцуко. Подумал даже, что, наоборот, делаю это именно ради нее. Взяв в охапку огромный сверток с продуктами, я с воодушевлением, точно солдат, подбадриваемый командиром, покинул магазин.

Дом подполковника Крейга стоял на вершине холма, куда вел переулок, идущий от широкой дороги, обсаженной с двух сторон дзельквами. У дома переулок обрывался тупиком. Под ярким солнцем с огромным свертком в руках я, обливаясь потом, поднимался вверх по дороге – ну, еще немного, подбадривал я себя, глядя на появившуюся, точно театральная декорация, крышу дома, потом окна, но когда наконец взобрался на холм, то увидел огромный военный грузовик с брезентовым верхом. Около него, чуть в стороне от входа в дом, стоял джип. Это был автомобиль Крейга… Вернулись, значит. Я чуть было не выругался: на целую неделю раньше приперлись. Но от усталости лишь тупо смотрел на происходящее, да, наверно, и отчаяние мое было не столь уж велико. Первым моим желанием было повернуться и уйти. Но непреодолимое желание избавиться от тяжелого, неудобного свертка подбило меня на авантюру.

Крсйг в военной форме стоял у входа и зажатой в руке трубкой указывал, куда нести большие и маленькие ящики, которые выгружали из грузовика. С трудом успокаивая готовое вырваться из груди сердце, я вошел в ворота.

US… белая табличка с номером реквизированного дома неожиданно возникла перед моими глазами. С трудом передвигая ноги, я сказал громко:

– Гуд монинг.

Подполковник не ответил. На его полном достоинства лице с густыми бровями появилось недоуменное выражение, он пристально посмотрел на меня. Этого было достаточно, чтобы повергнуть меня в прах.

– Ошибаешься. Уже два часа дня.

Мне вспомнились станционные электрические часы с толстыми стрелками, и я почему-то сильно смутился. Но одновременно меня охватила злость, в бешенстве я круто повернулся и помчался вниз, точно колесом катился с холма.

Термометр показывал 34 градуса по Цельсию. Выведенная на дверях кладовой, где хранились боеприпасы, надпись "опасно" готова была потечь от жары.

…Сбежав с холма в Харадзюку, я, позабыв об Эцуко, весь день чувствовал себя опозоренным, ненавидел себя. Но теперь, немного успокоившись, отчетливо понял: моя жизнь, какой она была до позавчерашнего дня, как бы я ни старался, уже никогда не вернется, и при мысли об Эцуко сердце начинало бешено колотиться. Каким бы глубоким ни было мое отчаяние, вернуть прошлое невозможно. Я сообразил, что маленькая деревянная табличка с номером реквизированного дома свидетельствует о чем-то дорогом для меня, попавшем в руки противника.

Грустно бродил я по магазину. Теперь, сколько ни жди, ничего нс дождешься. Насыпанные горкой пустые гильзы, шарики фейерверка, которые пускают на спортивных праздниках, утиные чучела. Мой взгляд задумчиво блуждал поверх всего этого.

Около одиннадцати раздался пронзительный звонок. Усмехаясь, я побежал к телефону. Наш ритуал, существовавший до позапрошлого вечера, не забыт – сердце бешено заколотилось… Но секунду спустя дело приняло совершенно другой оборот. Звонил не телефон. Сквозь неплотно прикрытую штору за стеклянной дверью виднелась человеческая фигура, освещенная уличным фонарем. Эцуко. Я стал отпирать дверь, но ключ не слушался, никак не входил в замочную скважину. Увидев меня, девушка улыбнулась через стекло. Хотя и залитое оранжевым светом, лицо ее казалось страшно бледным. Открыв дверь и увидев, что она тут, рядом со мной, я все равно не мог в это поверить. Идя по вытянувшимся на полу теням от ружей, составленных в пирамиду, Эцуко сказала:

– Точно три года не виделись.

Ее слова пришли ко мне словно из другого мира.

Подполковник Крейг и его жена вчера неожиданно вернулись, а сегодня снова уехали. Устали от своего путешествия и отправились в Никко, немного отдохнуть…

– Удивлен? – Эцуко заглянула мне в глаза. – Сказали, что приедут послезавтра, так что наши каникулы продлеваются на два дня.

Я был не в силах отвечать. Эцуко спросила, удивлен ли я, а я не знал, как объяснить свое удивление. Действительно, жизнь, которую я считал конченой, возвращалась ко мне… Мне чудилось, будто я держу в руках хрустальный башмачок. Подаренные два дня представлялись мне этим башмачком, оброненным в спешке во время стремительно пролетевших каникул… Неужели вместе с башмачком вернется все, что я потерял?

– Вчера ты так быстро убежал. Я тебе сразу же стала звонить, но почему-то никто не отвечал.