Хроники постсоветской гуманитарной науки. Банные, Лотмановские, Гаспаровские и другие чтения - [174]

Алина Бодрова представила доклад «Был ли Жуковский редактором „Собрания стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году“?»[373]. Сборник этот вышел в Москве в 1814 году без имени составителя; до сих пор известно было только, что составил его поэт, несколько стихотворений которого представлено в этом сборнике. В 1959 году В. Пухов выдвинул — впрочем, без каких бы то ни было документальных подтверждений, исключительно на основе довольно шатких логических построений — гипотезу о том, что этим поэтом был Жуковский. Гипотеза имела среди историков литературы такой большой успех, что постепенно утратила свою гипотетичность, и в наши дни причастность Жуковского к составлению «Собрания стихотворений» преподносится как неоспоримый факт (этой точки зрения придерживается, в частности, коллектив томских историков литературы, выпускающий новейшее Полное собрание сочинений Жуковского). Докладчица сначала привела ряд весьма убедительных фактов, позволяющих решительно отвести кандидатуру Жуковского. Во-первых, он в это время находился далеко от Москвы, а его письма соответствующего периода, хотя и содержат упоминания о разного рода литературных предприятиях и планах, никак не касаются «Собрания стихотворений». Во-вторых, текст «Певца во стане русских воинов», напечатанный в сборнике, полностью повторяет вариант, напечатанный в журнале «Вестник Европы» (а вовсе не является некоей промежуточной редакцией текста, как утверждают комментаторы новейшего Полного собрания сочинений, явно не затруднившие себя сличением публикаций); между тем известно, что Жуковский продолжал работать над текстом своего стихотворения, и если бы он сам занимался составлением сборника, то явно постарался бы внести в публикацию накопившиеся изменения. Однако все это косвенные доказательства, меж тем под конец своего выступления докладчица приберегла доказательство прямое — и потому неопровержимое. Документы Московского цензурного комитета свидетельствуют о том, что составителем «Собрания стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году» был князь Николай Михайлович Кугушев (1777 — не ранее 1825), включивший в сборник два своих стихотворения. Он однажды написал о себе: «Слава громкою трубою / Обо мне не возвестит». Предсказание сбылось вполне, и помнят о князе Кугушеве единицы; тем важнее открытие Алины Бодровой, возвратившей тамбовскому литератору его «литературную собственность».

Следующая докладчица, Ирина Гаврилова, перенесла слушателей на сто лет вперед: ее выступление было посвящено Борису Пастернаку и называлось «„Я рос. Меня, как Ганимеда…“: к интерпретации стихотворения из книги „Близнец в тучах“ Бориса Пастернака»[374]. Для интерпретации этого стихотворения докладчица применила два кода: христианский и астрономический. На первый взгляд, стихотворение обыгрывает образы вовсе не христианские, а языческие (греческий миф о Ганимеде). Однако докладчица показала, что в стихотворении присутствует библейский пласт, с которым связаны мотивы вознесения и воскресения. Это предположение она подкрепила, помимо анализа самого текста Пастернака, разбором двух возможных претекстов пастернаковского стихотворения — стихотворной мини-драмы Вячеслава Иванова «Ганимед», где физическая смерть преодолевается в момент вознесения, и одноименной песни Шуберта на слова Гёте, где также изображено, причем в радостных и светлых тонах, вознесение на небо героя, движимого жаждой любви. Астрономический код был проиллюстрирован эффектными картинками, почерпнутыми из популярного и многократно переиздававшегося атласа созвездий Яна Гевелия; внимание докладчицы привлекли созвездия Водолея, Орла и Лебедя, расположенные на небе поблизости одно от другого. Водолей считается «двойником», земным прообразом Ганимеда; в то же самое время он звездный близнец самого Пастернака, и с ним в стихотворение входит тема звездного двойничества. Орел в атласе Гевелия изображен с юношей в когтях; правда, этот юноша не Ганимед, а Антиной (возлюбленный императора Адриана, утонувший в Ниле; безутешный император обожествил его, и вплоть до XIX века созвездие Антиноя выделяли как отдельную констелляцию внутри созвездия Орла). Наконец, созвездие Лебедя связано с Орлом благодаря образу Зевса (которому случалось принимать облик обоих), а с разбираемым стихотворением из сборника «Близнец в тучах» — благодаря тому, что в виде Лебедя Зевс, согласно греческой мифологии, вошел к Леде, плодом чего явилось рождение близнецов Кастора и Поллукса. Кроме того, упоминание Лебедя влечет за собой всю тему поэтического творчества; исследователи уже писали в связи с анализируемым стихотворением о лебедях Тютчева, Блока и Державина; докладчица прибавила к этому ряду еще один поэтический текст — двадцатую оду второй книги Горация, также описывающую «вознесение». В финале докладчица вернулась к истолкованию смысла анализируемого стихотворения: взросление (его основная тема) показано в нем через вознесение, переход в иную плоскость бытия, к новой любви на новом уровне.

Пастернаку был посвящен и следующий доклад, хотя в названии его фигурировал совсем иной поэт.