Хроники последнего лета - [41]

А вот — одинокая девушка за столиком посреди зала маленькими глотками пьет каппучино и читает книгу так, чтобы окружающим было видно название — «Лолита». Вдумайтесь: тонкий литературный вкус должен всем говорить, а еще лучше кричать, о чувствительности натуры с одной стороны, и о некотором свободомыслии с другой. Такое сочетание, несомненно, привлечет внимание, и очень возможно, что девушке этим вечером не будет одиноко.

В дальнем углу ведут неспешную беседу два очень солидных человека. При приближении к ним начинает ощущаться запах дорогого парфюма, а на выражениях лиц, издалека вроде бы обыкновенных, становятся видны черты государственности. Это серьезные люди. Они обсуждают серьезные деньги, и на этот раз — вполне реальные. Не будем строить предположений, почему они не ведут финансовых дискуссий в собственных кабинетах, а предпочитают конфиденциальную обстановку — нам интересен сам тип посетителей, а не их конкретные дела…

Но остановимся, описание личностей и характеров может затянуться. Поэтому продолжим наблюдение за вошедшим в ресторан человеком с пронзительным взглядом. Он быстро осмотрелся и подошел к столику, за которым сидел Иосиф Давидович Дискин.

Увидев нового посетителя, кушавший французский луковый суп директор издательства подскочил, будто подброшенный пружиной, схватил его за руку и начал энергично трясти. Человек с пронзительным взглядом освободился от рукопожатия, чуть не насильно вернул Дискина за стол и уселся сам.

Разговор их был не слишком продолжительным, но достаточно занимательным и энергичным. Уважаемый издатель много говорил, отчаянно жестикулировал, кивал и изгибами тела подчеркивал свое приниженное положение, в то время как собеседник ограничивался короткими фразами, не меняя спокойного выражения лица. Сообщив Дискину все, что считал нужным, он поднялся и, не оборачиваясь, вышел из ресторана.

Иосиф Давидович остался один. Непредвзятый наблюдатель, взглянув на него, сразу бы определил, что директор издательства сильно расстроен. Он даже не стал доедать суп и отослал назад официанта, принесшего заказанный ранее десерт — чудесный маковый пирог.

А человек с пронзительным взглядом в последующие несколько часов разъезжал по Москве, посещая самые неожиданные места. После разговора с Дискиным он заехал сначала на Газетный переулок, в одно очень уважаемое ведомство, где имел короткую беседу с неким должностным лицом, судя по всему достаточно высокопоставленным, поскольку встреча происходила в просторном кабинете этого самого лица. Затем отправился на Большую Дмитровку, где в не менее уважаемом ведомстве общался с сотрудником в темно-синем мундире с золотыми петлицами.

После коротких встреч с представителями компетентных структур, человек с пронзительным взглядом поехал в офис серьезной компании с громким именем, славной количеством переправляемых через границу баррелей сырой нефти. Здесь он провел несколько часов, переходя из кабинета в кабинет — нефтяники оказались не столь понятливыми как служивые люди. Один раз даже пришлось прибегнуть к серьезному средству — позвонить кому-то и отдать телефон одному из несговорчивых собеседников. То ли этот звонок сделал свое дело, то ли энергия и личное обаяние знакомого Ивана Степановича оказались на высоте, но, судя по всему, желаемого он добился, поскольку, выйдя из офиса, набрал номер Доброго-Пролёткина и произнес три слова: «Все сделано, Светлейший!»

* * *

У Наташи с утра было отвратительное самочувствие. Правый висок ныл, а стоило закрыть глаза, как начинала крутиться цветная карусель. Что, в общем-то, не удивительно: воздух как будто замер, и удушливый бензиновый смог повис над городом. Переливчатое и плотное, как желе, марево дрожало над раскаленным асфальтом, а прохожие старались идти под защитой тени домов и поникших деревьев. Солнце жарило так, что казалось, на коже должны немедленно выскочить волдыри.

На работе дела не клеились, Наташа второй час ломала голову над простенькой презентацией. Слова отказывались собираться в предложения. И, что вы думаете, как только текст из набора букв стал понемногу приобретать осмысленный вид, раздался телефонный звонок. И все — концентрация исчезла, зато вернулась головная боль.

Наташа вздохнула и взяла трубку.

Звонил взволнованный Ванька Кухмийстеров. Сам по себе его факт волнения был событием примечательным, если не экстраординарным. Последний раз такие же эмоции звучали в его голосе, когда он звонил из Склифасовского, куда попал после аварии, а два хирурга деловито обсуждали: резать ногу или попробовать оставить.

Кухмийстеров заявил, что случилось нечто важное, необходимо встретиться, и он готов заехать вечером. Наташе вовсе не улыбалось проводить время в Ваникином обществе, она собиралась быстренько заскочить в больницу к Рудакову, а потом — домой, в горячую ванну, и за закрытые шторы — спать. Но если Иван решил заехать вечером в гости, то противиться этому бессмысленно. Она вздохнула, сказала, что будет дома после семи, захлопнула ноутбук, достала из холодильника пакет с мандаринами — их Рудаков потреблял как семечки — и отправилась ловить такси, благо любимый начальник до выходных укатил в Питер.