Король Филипп IV заслуженно получил благородное прозвище "Красивый". Святая Дева была благосклонна к его матери, и он с юных лет выделялся могучим сложением и точеными, как у мраморного изваяния, чертами лица. Помимо признанной красоты, самый могущественный монарх христианского мира был известен набожностью, ученостью и изысканными манерами. С небольшого холма он несколько рассеянно оглядывал поросшую низкорослым кустарником просторную поляну, выходящую на топкий берег Сены. Обитый золотыми пластинами и слоновой костью трон, на котором восседал король, был ночью перевезен из цитадели Тамплиеров и установлен на помост, собранный за ночь сотней мастеровых из дубовых досок шириной в локоть. Отороченная горностаем мантия Великого Магистра Тамплиеров лежала у него под ногами. По правую руку стояли канцлер Пьер Фотт и хранитель печати Гийьом Ногаре, оба в темной дорогой одежде. На поясе Ногаре висел тяжелый нормандский меч, которым он владел, по слухам, с величайшим искусством. Фотт был вооружен слегка изогнутым сарацинским клинком с осыпанной изумрудами рукоятью, а под его драгоценной парчовой накидкой угадывалась гибкая и прочная кольчуга, сработанная умелыми кузнецами далекого Дамаска. Вокруг короля стеной стояли рыцари в стальных доспехах, на некоторых из них, поверх лат были наброшены монашеские одеяния, а лица спрятаны под глубокими капюшонами.
В сорока шагах от короля возвышались два шеста, водруженные на бревенчатой поленнице, окруженной огромными вязанками хвороста. К шестам, лицом к лицу, были привязаны двое — оба уже глубокие седобородые старцы в одинаковых грубых белых рубахах. Это были Великий Магистр Ордена Тамплиеров Жак де Моле и Приор Нормандии Жоффруа де Шарне. Приор, не выдержав многочасового стояния, потерял сознание, Господь подарил ему спасительное забвение, а Великий Магистр из последних сил старался стоять прямо, с горделивой осанкой старого воина глядя на своих врагов. И от этого взгляда Фотт отступил на шаг, а Ногаре нахмурился и положил руку на рукоять меча — кому как не им знать, на что способен в бою этот старик, до недавнего времени более могущественный, чем король и более незыблемый, чем сама Святая Церковь.
Добрые парижане, испытывающие страх перед всемогущими тамплиерами, с особым нетерпением ожидали новой возможности собраться на Гревской площади поглазеть на их низвержение. Какое же было всеобщее разочарование, когда король решил провести казнь на маленьком острове близь стен Сен-Жерменского аббатства. Кто знает, сколько еще тайных сторонников тамплиеров осталось на свободе? До него доходили сведения, что король Шотландии делает все возможное, чтобы сохранить жизнь Великому Магистру, его старому другу и стороннику. Зачем рисковать, правосудие может свершиться и здесь, в стороне от посторонних глаз, а черни можно будет бросить другую сладкую кость — в застенках осталось еще немало тамплиеров.
На западе собирались тучи, сначала дымчато-белые, потом черно-фиолетовые, окруженные багровой каймой и озаряемые вспышками беззвучных молний. От Сены потянулся густой низкий туман, скрывая от немногочисленных зрителей место казни.
Филипп с неподвижным лицом сделал знак палачу, тот поднес зажженный факел к вязанкам хвороста и огонь с треском побежал по сухим веткам. Пламя, раздуваемое западным ветром, охватило весь хворост, и желто-оранжевые языки скрыли старцев. Но после первого напора пламя опало, и хворост занялся ровным низким зеленоватым огнем, открыв тела живых еще Тамплиеров.
Король равнодушно наблюдал за происходящим, его спутники неподвижно замерли, лишь несколько монахов Сен-Жерменской обители, допущенных на остров, осенили себя крестным знамением и зашептали молитвы.
Костер разгорался все сильнее. Великий Магистр выше поднял голову и посмотрел на короля сквозь стену огня. И взгляд его был светел и спокоен. Старик шевельнул губами, желая что-то произнести, но поднятое порывом ветра пламя с ревом поглотило его.
Губы короля тронула легкая усмешка. Богатство и могущество Тамплиеров лежат у его ног. Что мог сказать ему безумный старик! Обрушить бессильные проклятья? Святая Дева, одним больше, одним меньше, грехи наши в свое время будут подсчитаны и взвешены, есть один владыка, перед которым придется держать ответ даже могучему монарху и только он сможет рассудить и воздать по заслугам. А проклятья — это только песчинка на чаше весов.
Но Ногаре, обладавший орлиным взглядом, прочитал по губам слова Тамплиера, осознал их и, едва не задев развевающийся у трона королевский штандарт, отшатнулся от костра, жар которого достигал подножия трона и уже становился нестерпимым.
Последними словами Великого Магистра были "Ждите, я вернусь"
Огонь не успел догореть, когда налетевший с запада ветер принес стену ледяного дождя, заставившего короля со свитой искать убежища в разбитых неподалеку шатрах, а поляна скрылась в пелене густого тумана.
Еще не закончился дождь, погасивший пламя и вбивший в землю жирный пепел, Ногаре вышел из шатра и направился к месту казни, не обращая внимания на трех промокших монахов, гнусавыми голосами читающих отходные молитвы. Несколько бродячих собак, внимательно следили за ним из-за кустов и терпеливо ожидали своей очереди покопаться на пепелище. Он пытался рассмотреть останки казненных рыцарей, но в перемешавшихся углях было невозможно различить, где обугленная головешка, а где рассыпавшееся в пепел человеческое тело. Брезгливо шевельнув носком сапога мокрую головню, Ногаре увидел откатившееся в сторону кольцо с большим черным камнем. Наклонившись, он поднял его и с интересом повертел в руках. Ничего особенного, обычный стальной перстень с черным, похожим на смолу, камнем, явно не драгоценным. Забавная вещица, интересно, откуда она здесь? Неужели наследство тамплиеров? Хотя вряд ли, оба старца очень долго провели в застенках, никаких украшений у них быть не могло. Он положил кольцо в привязанный к поясу кошель.
