Хроники последнего лета - [24]

Она чувствовала взгляд сильного мужчины, поэтому старалась держать спину прямо и идти как можно грациознее. Надо сказать, это было приятно.

VI

Иван Степанович Добрый-Пролёткин не любил темноты. Возможно, это связано с особенностями зрения или с засевшими в подкорке детскими страхами. Следствием такой особенности организма уважаемого советника стало отсутствие занавесок на окнах кабинета и страсть к коллекционированию разнообразных светильников. Все полки были заставлены удивительными приспособлениями, пришедшими из Бог знает каких времен. Светодиодные панели соседствовали с обыкновенными электрическими лампами накаливания, а керосиновые фонари времен первой мировой войны с непонятными механическими устройствами, в которых время от времени что-то щелкало и скрипело. Особой любовью пользовались старые добрые свечи, правда только восковые, а никак не парафиновые или стеариновые.

Во всем прочем кабинет не отличался от таких же рабочих помещений других сотрудников администрации: казенного вида мебель, невзрачные обои на стенах, старенький компьютер с гудящим ламповым монитором и портрет улыбающегося президента на стене.

Кабинеты Доброго-Пролёткина и Гофмана находились по соседству и имели крохотную общую приемную, где размещался столик секретарши Клары Матвеевны Бессеребряниковой. Современные продвинутые офисные работники предпочитают использовать бесполое слово «секретарь», но любой человек, хотя бы раз взглянув на Клару Матвеевну, непременно воскликнет: настоящая секретарша! И причем секретарша, служащая в очень солидном государственном учреждении! Любая черточка в ее облике подчеркивала принадлежность к этой уважаемой профессии: высокая, как башня, прическа, строгий взгляд, блузка в цветочек, серая юбка и ярко накрашенные губы. Именно на эти бардовые губы обращал внимание входящий в приемную посетитель, а вся прочая составляющая Клару Матвеевну материя воспринималась как придаток к ним.

Привычки Доброго-Пролёткина доставляли уважаемой секретарше немало проблем. Дело в том, что советник категорически отказывался пользоваться мобильным телефоном, и потому Кларе Матвеевне постоянно приходилось работать в качестве телефонистки, отвечая на звонки и соединяя его с желающими пообщаться. А таковых набиралось изрядное количество — Иван Степанович был человеком востребованным.

Пришло обеденное время, и господин советник, верный многолетней привычке принимать пищу точно по часам, решил перекусить. Его убежденность в пользе домашнего питания выражалась в том, что он приносил в портфеле несколько баночек и термосов с провизией. Преимущество термоса, пусть даже кустарного китайского производства, перед разогреванием в микроволновке заключается в отсутствии навязчивого запаха, с головой выдающего трапезничающего сотрудника. Сегодняшний обед состоял из рассольника со сметаной, телячьих котлеток с картофельным пюре и густого ароматного вишневого киселя. Иван Степанович затворил дверь, защелкнул замок, расстелил на столе газетку — по старинной привычке «Комсомолку» — и принялся расставлять тарелки и раскладывать приборы. Еда — это, знаете ли, сакральный процесс, и проводиться он должен в точном соответствии с традициями и правилами этикета.

Примерно в час пополудни, в приемной раздался телефонный звонок. Клара Матвеевна взяла трубку, сказала «минуточку» и соединила с Добрым-Пролёткиным, который как раз закончил рассольник и собирался переходить ко второму.

По телефону он говорил очень недолго — буквально несколько слов: «здравствуйте», «да, конечно» и «как обычно». Положив трубку, советник очень ловко прибрал стол, скомкал и выкинул газету, затем достал из ящика тонкую папочку и засунул ее в портфель. Перед тем как выйти из кабинета, очень внимательно оглядел себя, поправил пиджак, пригладил шевелюру и, присмотревшись поближе, выдернул волосок с кончика носа. Уже в приемной на ходу Иван Степанович попросил секретаршу срочно вызвать машину.

Когда Добрый-Пролёткин спустился на улицу, служебный «Форд Фокус» уже ждал у входа. Ехать пришлось недолго: от Старой площади по набережной до Садового кольца к симпатичному старинному особнячку с табличкой очень уважаемой финансовой корпорации.

Серьезные охранники в черных костюмах, по всей видимости, были предупреждены о визите, поэтому без разговоров распахнули перед советником тяжелую дверь и поручили заботам миловидной девушки, проводившей его на второй этаж в комнату с кожаными креслами и дубовой мебелью.

— Здравствуйте, господин Пролёткин!

Сенатор Макдауэлл говорил по-русски с сильным акцентом. Он вышел к советнику с самым радушным видом, как будто встретил старого друга.

Иван Степанович сердечно пожал сенатору руку.

— С вашего разрешения Добрый-Пролёткин. Приветствую вас! — ответил он с легким поклоном, подчеркивая слово «Добрый».

Сенатор изобразил на лице искреннее огорчение от досадной ошибки и пригласил Ивана Степановича садиться. Советник опустился в кресло, аккуратно поставив портфель у ног.

— Я рад, господин Добрый-Пролёткин, — сенатор сделал паузу, показывая, что на этот раз он исправился, — что вы согласились встретиться в неофициальной обстановке.