Хроники Эвернесса - [5]

Она вздохнула и внезапно сделалась очень сонной. Веки опустились. Оживление покинуло ее, словно погасили свет.

Он подался вперед с побелевшим от страха лицом и коснулся ее лба тыльной стороной ладони.

Венди? – шепнул он.

Глаза у Венди открылись.

– Расскажи мне сказку, – попросила она.

– Да какой из меня рассказчик, женушка. Я знаю только историю моего отца, я рассказал ее тебе давным-давно, когда мы были помолвлены. В ночь на озере, помнишь?

Она вздохнула и поглубже устроилась в подушках.

– Я сказала, что выйду за тебя, потому что ты – единственный из знакомых мне людей, кто побывал в волшебной сказке. Такая классная идея. Я страшно рада, что сделала это.

– Ты сделала? Это я сделал тебе предложение, женушка.

– Ну да, ты долго ходил вокруг да около! – Она восторженно рассмеялась, а затем сказала: – Расскажи еще раз.

– Ладно. Отец жил в Кавказских горах и ненавидел русское правительство лютой ненавистью…

– Нет, нет, нет! Не так! Она начинается со слов: «Я Вран Вранович, что на твоем языке означает "Ворон, – 23-сын Ворона". Вот история о том, как я получил это имя».

– Ха! Кто рассказывает, ты или я? А теперь угомонись и дай мне говорить. Я Вран Вранович. На твоем языке я зовусь Ворон, сын Ворона. Это история о том, как я получил это имя.

– Почти правильно, – снизошла она. – Дальше говорится: «Мой отец излазал все горы, побывал в местах, куда и горные козлы не забираются, и его слава охотника и следопыта была такова, что… »

– Уймись уже. Когда правительственным чиновникам потребовался проводник, они пришли к моему отцу. Они предложили ему бумажные рубли, не имевшие ценности, поскольку не обеспечивались золотом, и показали приказ от правительства Грузинской ССР, который тоже не имел силы, но поддерживался ружьями и солдатами тбилисского гарнизона. За себя он не боялся. Он боялся за меня. Потому что я отнял жизнь у матери, входя в этот мир, а докторов, чтобы спасти ее, рядом не оказалось – мать была грузинка, а не русская, не имела друзей в столице и не могла получить помощь государственного врача. А я тогда был всего лишь младенцем в колыбели и никогда не видел зеленой травы. Ведь я родился зимой, а весна еще не настала.

– Обожаю эту часть.

– Тихо. Отец боялся, что власти сожгут деревню, если он откажется вести экспедицию на склоны Казбека. Он знал место, куда они стремились попасть, хотя оно не было обозначено ни на одной из их карт. Но он спросил их, почему они не могут подождать до весны. Разве они не помнят, как русская зима совсем недавно разбила вторжение гитлеровских армий? Но нет, они требовали провести их к месту, указанному на их картах. Главный ученый экспедиции сказал, что они должны идти, поскольку такова воля советского народа, и только предатель станет чинить препятствия. Тогда отец ответил, что не может оставить малыша одного, поскольку молоко для ребенка он добывал у диких волчиц, которых ловил в снегах…

– Для тебя! Готова спорить, ты был очарователен. Но ты пропустил кусок. «Зима была такая холодная, что коровы давали лед, и птичьи песни замерзали в воздухе и оттаяли только весной, когда все их ноты выплеснулись на зеленую землю… »

– Нет, это из другой сказки. Ну, так вот. Экспедиция шла много дней, снег слепил, запасы таяли…

– Погоди. Правительственный ученый заставил отца взять тебя с собой. Отец посадил тебя в мешок из волчьей шкуры и привязал себе на спину.

– Да, это тоже.

– И ты забыл рассказать, как они все смеялись над твоим отцом из-за того, что тот взял лук и стрелы, а не их ружья, и как потом ружья замерзли.

– Это еще впереди. На чем я остановился? В небе не было ничего, кроме одинокого черного грифа, и вокруг – лишь ледяные скалы и горные пропасти. Отец указал на черного грифа…

– Ты кое-что забыл.

– Да-да. Глупый ученый думал, что мы заблудились, и солдат угрожал убить отца. Так? Хорошо. Слушай: отец указал на черного грифа и сказал, что им надо просто следовать за птицей, и тогда они найдут то, что уже нашла птица посреди пустых гор. Он повел их туда, где к горе был прикован обнаженный человек. Он был высокий, выше церковной колокольни. На цепях из черного железа лежал иней, а от громадной раны в боку по всей скале, на которой он висел, веером расходились красные льдинки. Лицо его было спокойно и мрачно, как у статуи короля, но при этом исполнено страдания, как у святого на иконе. «Что вы видите? » – спросил мой отец. Ибо он знал, что русские не похожи на нас, уроженцев Грузии, и не способны видеть то, что находится у них прямо под носом. «Я вижу лед», – сказал один солдат. «Я вижу скалу», – сказал другой. «Что вы слышите? » – спросил мой отец. «Я не слышу ничего, кроме ветра», – сказал один солдат. «Я слышу, как скулит твой щенок! » – рявкнул другой. А ученый взглянул наверх и сказал: «Я слышу могучий низкий голос. Он просит нас застрелить грифа, который мучает его». Но ружья у солдат замерзли, и они не могли подстрелить большого черного грифа.

– Но твой отец застрелил его из лука! – радостно прощебетала Венди.

Ворон кивнул.

– Именно. Громадная птица падала вниз, а могучий голос сказал отцу, что птица оживет снова, как только взойдет солнце, но на сегодня пытка закончена. И поскольку это сделал отец, он может просить любой мудрости мира.