Хранитель вселенной. Одобренный брак - [12]

— Сейчас же, — Ки'Айли пристально, проницательно смотрела на него. Ее искренность стала режуще-ясной, — когда я встретила его, все встало на свои места. Я поняла, что ты любишь меня, а я всегда это знала. Всегда ощущала, не признаваясь себе до конца. Потому что, если бы я призналась себе в этом, то мне пришлось бы сомневаться и мучить нас обоих. А ты слишком дорог для меня, чтобы делать тебя тем, «с кем все не понятно».

— Но знаешь, я сомневаюсь, стоит ли говорить тебе это… — в ее голосе вдруг послышалось волнение. — Но я скажу, чтобы никакая неискренность не стояла между нами! Я думаю, что…, если бы я не встретила Рон’Альда, то в итоге я была бы с тобой. Не сейчас, прошло бы много лет, может быть, сотни лет… Но в итоге то, что было между нами, проросло бы.

— Ки'Айли… — Эл'Боурн в отчаяньи сжал ее руки. Ему хотелось кинуться на колени перед ней, обнять ее ноги и умолять вернуть все обратно. Вернуть ее былую юношескую мечту, ее смутные подозрения, ее надежды обрести с ним это загадочное «то, что искала». Он едва сдерживал себя, чтобы не сделать так. — Прости меня! Да, я… Я все испортил! Я тридцать лет любил тебя и ни разу не сказал тебе об этом, не показал, не намекнул! Я просто трус! Неужели ничего нельзя исправить…?! Я хотел..

— Не надо, Эл'Боурн, — Ки'Айли аккуратно высвободила руки и мягко погладила его кисть. Ласково, ненавязчиво, но выставила дистанцию. — За что тебе просить прощения? За то, что ты не хотел быть одним из многих? За то, что не хотел услышать мой отказ? За то, что ты надеялся вниманием и братской любовью заслужить мою взаимность вместо того, чтобы начать безнадежное ухаживание? Мне кажется, здесь не за что просить прощения. Ты все сделал правильно. Я не могла бы не сомневаться. Я не знала, смог бы любимый брат стать бо́льшим для меня или нет. Я лишь дала бы надежду, но не более того. И эта неопределенность мучила бы нас. Я бы сказала «я не знаю…», и этот намек на будущее мучил бы нас обоих. А теперь все ясно, и мы избежали многих мучений благодаря твоему молчанию и деликатности… Спасибо, Эл'Боурн.

Эл'Боурн убрал от нее руки. Его любимая расставила все по местам, разрушила его мир и собрала из него новую мозаику. Мозаику, в которой многое открылось, полную сожаления и безнадежности. Но он слишком сильно любил ее, чтобы упрекать или досадовать на нее. Он мог досадовать только на себя. Ки’Айли была невиновна — во всем.

— А теперь уже поздно! И нет ни этой надежды, ни этой неопределенности! Нет ничего! — с отчаяньем сказал Эл'Боурн. — Что осталось у меня?!

— У тебя осталось то, что всегда принадлежало тебе. Моя любовь сестры, — сказала Ки'Айли. — Моя дружба и доверие. Моя вера в тебя, мои мысли о тебе.

Эл’Боурн собрался. Вдохнул поглубже и взял себя в руки, как он умел. Как делал это на поле боя, когда нужно забыть о чувствах, отключить их и делать то, что следует. Было то, что он должен, обязан сказать ей. То, что советовала Ор’Лайт.

— Ки’Айли, я, в отличие от тебя, не вижу будущего и ничего в нем не понимаю. Сейчас ты с Рон’Альдом. Ты любишь его. Но ты знай, что у тебя всегда есть и будет выбор, — сказал он. — Между…

— Я знаю, — быстро ответила девушка, — спасибо тебе. Ни у кого нет такого великодушия и решимости, как у тебя.

— Толку то от него, — грустно усмехнулся Эл’Боурн.

— Знаешь, у меня в душе навсегда останется эта печаль, — Ки’Айли вдруг грустно улыбнулась, в ее глазах стояла горечь. — Печаль о несбывшемся. О том, что могло быть (или не могло, но думалось, что могло), а не сбылось.

Вот она эта часть, о которой говорила Ор’Лайт, та часть, что будет принадлежать ему. И эта часть — всего лишь печаль о несбывшемся. Так мало, так смешно, так незначительно…

Эл'Боурн встал. Разговор был окончен, мозаика сложилась.

— Ты расскажешь ему о нашем разговоре? — спросил он по-деловому жестко. Его сердце заледенело. В центре души любовь смешалась с болью, а вокруг корочкой льда сомкнулось самообладание. Самое лучшее для нее, чтобы он ее отпустил. Самое лучшее для него — сохранить эту крохотную искру несбывшегося, что только и принадлежит ему в ее душе. Все было ясно.

— Нет, если ты этого не хочешь, — спокойно сказала Ки'Айли.

— Хорошо, пусть это останется между нами. Хотя он ведь телепат. Вряд ли ты сможешь что-то скрыть, если он это не позволит. Мне все равно. — Эл'Боурн отошел к выходу с веранды, скрестил руки на груди и невидящим взглядом посмотрел в сад. — Спасибо, Ки'Айли, ты внесла ясность. Я буду на Коралии через неделю, если захочешь увидеться — позвони мне. И, поверь, я не буду тебе докучать. Тем более, что ты теперь такая неуловимая, — он усмехнулся, и, впервые не обняв сестренку на прощание, пошел по дорожке. Не оборачиваясь, с решимостью отчаявшегося человека. Обнимать Ки’Айли теперь было слишком больно, хоть хотелось даже сильнее, чем всегда. Это могло сломать ледяной панцирь его самообладания. Чужая женщина, его любимая женщина. И будет такой всегда. Недостижимая, живущая в реальном мире. В том мире, что остался снаружи, за его ледяным панцирем.

— Хорошо, — спокойно кивнула Ки’Айли и больше ничего не ответила. Она молча смотрела ему вслед. В ее взгляде была печаль. И неуловимое, как запах чистого воздуха, сомнение.