Хранитель Бездны - [103]

Огромный «Вольво» протаранил легковушку с ужасным, омерзительным треском. Грузовик не остановился, но продолжил движение так, словно «Ауди» был сделан из бумаги. Кирилла швырнуло на руль и ударило грудью о рулевую колодку с такой силой, что он почувствовал, как что-то тонко лопнуло внутри грудины, и все тело сразу же занемело, застыло в нелепой позе изломанной куклы. Он ощущал, как колеса фуры постепенно перестают вращаться — под ними что-то скрипело и звонко ломалось. И этот ужасающий хруст не оставлял сомнений в том, что для пассажиров «Ауди» все кончено. Пассажиров? Почему, почему, боже праведный, он подумал про пассажиров? Сухарев был в машине один, он отчетливо видел… Но даже сейчас, полуослепнув от шока и ужаса, он понимал, что обманывает самого себя.

Наконец, «Вольво» остановился и неловко застыл, чуть осев на правую сторону. Кирилл медленно поднял голову — перед глазами все еще плыло, ему не хватало воздуха, но спазм, охвативший тело, потихоньку отпускал. Во рту было горько — он сплюнул на приборную доску, ожидая увидеть кровь. Слюна, пенисто-белая, прилипла к пластику и червем поползла вниз.

Со всех сторон от него потрескивал метал. Где-то размеренно капало. Кабина, еще секунду назад подсвеченная огоньками на приборной панели, теперь неравномерно мерцала в такт захлебывающемуся мотору — сердце «Вольво» продолжало работать, как сердце умирающего от инфаркта: тяжело — то заходясь в аритмичном кашле, то почти замирая.

Он перевел взгляд на лобовое стекло — по центру его ползла, увеличиваясь прямо на глазах, широкая трещина — так трескается лед на реке по весне.

Звуки падающих капель усилились — теперь он отчетливо слышал, как что-то льется — в голову мгновенно пришла мысль о пробитом бензобаке, но ведь такое возможно только в кино? Только в кино…

Он неожиданно закашлялся, ощущая уколы резкой боли в груди. Теперь-то точно пойдет кровь. Отер подбородок, но крови снова не было. Боль, поначалу сильная, пульсирующая аккурат над сердцем, теперь уходила, оставляя после себя покалывание.

Он осторожно, стараясь не делать резких движений, освободил левую руку, прижатую рулевой колодкой, и поднес ее к глазам. Сжал пальцы. Разжал. Снова сжал. Боли не было. Рука была целой.

Потихоньку Кирилл принялся ощупывать себя. Голову, шею, грудь.

Он был цел.

Снова перевел взгляд на лобовое стекло, стараясь разглядеть очертания другого автомобиля в умирающем свете фар.

Дорога перед ним была пуста.

Где-то завыла собака. Отчего-то он был абсолютно уверен, что это была та самая собака. Проклятый длинный пес. Настолько длинный, что он перекрыл всю дорогу, ведь так?

Неожиданно он улыбнулся, едва сдержав приступ идиотского смеха. «Ну конечно! — пульсировало в голове, — он не видит машину Сухаря! Это же очевидно!» Он не видит машину Сухаря, потому что никакой машины больше нет! А есть… Боже… он даже и подумать боялся о том, во что превратилась «Ауди» и все… Ну вот, опять. Опять эти проклятые «ВСЕ!» О ком вообще идет речь? Не о длинных ли шелудивых псах?

— Ты знаешь… — прошептал кто-то рядом. Он оглянулся, автоматически отметив укол несильной боли в области шеи, но в кабине никого не было.

Кресло под ним задрожало в ритме агонизирующего мотора и застыло. Одновременно погасли фары и следом за ними, ярко мигнув, приборные огни. Кабина погрузилась в темноту.

Кирилл прислушался. На мгновение ему показалось, что он услышал чей-то стон, но нет, это был все тот же удаляющийся вой проклятого пса. Теперь в нем звучало омерзительное, ехидно-шакалье одобрение. Как же он умудрился выжить, этот поганец? И почему затих мотор? Вот и доверяй после этого шведам. Или кто там делает нынче «Вольво?» Евреи? Должно быть, полетел радиатор — расплескал охлаждающую жидкость по всей дороге. Хорошенькое дело — теперь его точно уволят. Особенно, если…

Он закричал, схватившись за голову, сжав ее в ладонях так, что почувствовал горячее биение пульса под пальцами. И тотчас же замолк, испуганный звуком собственного голоса.

Нужно было выходить из машины.

Охая как старик, Кирилл медленно открыл дверь, с удивлением отметив, что она открывается легко, черт возьми, куда легче, чем полагалось. Открывается клятая дверь, а ведь могла и заклинить, заклинить, да и рулевая колодка должна была пропороть ему грудину и разорвать сердце на части — он умер бы мгновенно, погрузился в черный омут вечного сна без снов, и не было бы необходимости выходить из машины, обходить ее и смотреть на то, что находилось под ней.

За дверью все та же тьма. Черный асфальт был бездонной пропастью — ступишь на него и провалишься. Кирилл осторожно спустился с подножки и глубоко вдохнул ночной воздух, теперь отдающий медью. Оглянулся — и на мгновение уверовал в то, что все происшедшее привиделось ему в кошмарном молниеносном сне — борт фуры казался неповрежденным. Но вот глаза по инерции скользнули ниже, и он увидел… странную, нарушающую все геометрические законы конструкцию из стекла и металла, невесть каким образом оказавшуюся под днищем грузовика. Поначалу он даже не понял, на что смотрит — чудовищно искореженная груда напоминала причудливую скульптуру, экспонат выставки, посвященной современному урбанистическому искусству.