Хранитель Бездны - [104]

Он сделал шаг вперед, и под ногами захрустели крошечные кусочки стекла. Подошел чуть поближе — не испытывая испуга, скорее озадаченный. Он ожидал увидеть машину, изуродованную, похожую на те машины, что ему доводилось видеть в ютубовских роликах, посвященных авариям на дорогах, но вместо автомобиля ему подсунули… это. Скрученный узлами, разорванный в невообразимых местах металлический ком, из-под которого черной маслянистой змеей ползла резко пахнущая смолянистая жидкость.

«Должно быть, масло… разлили масло» — подумалось ему. Он озадаченно посмотрел на пар, вырвавшийся изо рта, и только тогда понял, что произнес эти бредовые слова вслух.

Подошел еще поближе…

С этого расстояния в неверном свете желтой болезненной луны угадывались очертания, которые, во всяком случае когда-то, могли принадлежать машине или чему-то, что стремилось стать машиной, — больному уродцу, заготовке, смятой и отброшенной в сторону могучей рукой. Вот эти… эти бублики! Он засмеялся: эти бублики, несомненно, должны были изображать колеса, но кому, кому, скажите, могла прийти в голову больная мысль показать колеса именно так? Определенно, автор скульптуры — недоучка-неформал. Чертовы хипстеры! Он стиснул зубы, почувствовав, как крошится эмаль. А эта… это же дверь, верно? Плоская, двухмерная дверь, за которой, если присмотреться конечно, если просканировать взглядом то, что было задумано автором как салон, можно увидеть… увидеть…

Он согнулся пополам и, упав на колени, не почувствовав удара об асфальт, закашлялся, упершись ладонями в холодную твердь, и рыгнув сплюнул вязкий комок. Желудок выворачивало наизнанку, но он не мог вырвать, словно все проглоченное им пиво разом всосалось в кровь. Перед глазами плясали разноцветные круги, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, и был рад этому, ведь небытие сулило забвение. Тогда он не будет думать о том, что находилось внутри салона. О… них…

— Зачем? — хрипло пробормотал Кирилл, — какого черта ты взял с собой семью? Ты… больной ублюдок… Ублюдок!

Он ударил кулаком об асфальт, злобно оскалившись от вспышки реальной боли. И еще раз, еще раз — кожа сдиралась при соприкосновении с шершавой поверхностью, саднила, но это была не та боль, что он ожидал. Слишком… слабая. Этого было недостаточно.

Как же так получилось? После такой аварии… он должен был умереть, погибнуть в корчах, исходя кровью. Но вот он, все еще пьяный, все еще омерзительно воняющий пролитым на себя пивом, стоит на коленях и боится посмотреть туда, где в черном, сплющенном салоне лежало… мясо.

— Ну что ж, — пробормотал он наконец и снова увидел, как изо рта его вышел пар, — теперь, во всяком случае, мне не нужно заботиться о грузе…

И расхохотался. Захотелось упасть на землю, и он вспомнил, как когда-то, сотни лет тому, он пригласил Сухарева на студенческую базу, своеобразную вольницу, на территории которой было разрешено и практиковалось практически все. Большую часть времени они курили траву и трахали барышень с филологического. Как-то одна из них, рыжеволосая худая девица по прозвищу Маша-Маша, сказала, крепко взяв Сухарева за подбородок: «Вот знаешь, сидишь ты тут, пялишься на меня, а хочешь что? Вставить, верно? Делать надо то, что хочешь, а то, ненароком, инфаркт — и все!» Она захохотала и потащила осоловело мигающего Сухаря в домик.

Воспоминание, промелькнув молнией, оставило после себя какой-то горький, полынный след. Почему он вспомнил об этом именно сейчас? Лишь потому, что ему хочется упасть на холодный черный асфальт и не мигая смотреть на желтую, разбухающую луну, висящую в небе испорченным яблоком, — никогда не видел такой. И смотреть, и смотреть на нее, пока она не упадет на землю и не погребет его под своей смрадной махиной? Или же причина в другом? Что же он натворил?

Кирилл еще раз ударил кулаком об асфальт — на сей раз, видимо, крепко задев надкостницу — костяшки отозвались свирепой звериной болью, и это было… почти то, что нужно.

Он встал, покачиваясь. Нужно было позвонить… в полицию, должно быть? Уведомить их о том, что он только что убил своего начальника и бывшего друга вместе с его женой и малолетним сыном. Возможно, добавить, что сделал это он не по своей воле, но находясь в состоянии алкогольного опьянения, подпевая почившему много лет тому рокеру и стараясь не навредить собаке, у которой слишком мало ног. Возможно, они поймут и простят его.

Повинуясь скорее инстинкту, он побрел в сторону кузова. Пройдя несколько шагов, увидел, что двери кузова были распахнуты настежь — очевидно, замок сорвало при столкновении. Коробки с грузом были разбросаны по дороге. В нескольких метрах от него на асфальте валялся изувеченный труп.

Кирилл застыл в ужасе и только спустя несколько секунд сообразил, что это дубленка. Неподалеку, чудовищным образом напоминая половины человеческих тел, на земле лежало еще несколько дубленок — одна из них совсем крошечная, детская.

Детские трупики… Он задрожал и вдруг понял, что дрожит не только и не столько от страха и отчаянья, сколько от холода. За несколько минут температура воздуха упала градусов на десять.