Храм ненависти - [50]

— Он был не слишком храброго десятка!

— Я другого мнения… У меня, напротив, впечатление, что этот человек проявил некоторое мужество… Теперь станьте ближе: нет необходимости, чтобы ваши добрые друзья меня услышали… Некоторые из них наверняка в этот момент приникли ушами к двери. Скажите мне: не приходилось ли вам случайно слышать чего-нибудь хорошего о некотором ломбарде?

Человек побледнел:

— Работа Рабироффа?

— Мне удалось вычитать между строками его завещания: Это побуждает меня повторить, что вы мне должны выложить двадцать миллионов в течение восьми дней. Я подожду. Вы будете не единственным, впрочем, если эта мысль может вас утешить! Каждый из ваших сотоварищей по канувшему в Лету «Обществу по Разработке Собора Сен-Мартьяль» сделает то же самое. Таким образом мы возвратим в кассу предприятия сто двадцать миллионов.

— И где же вы найдёте ещё пятьсот восемьдесят, чтобы дополнить сумму в семьсот миллионов, которую вы провозгласили?

— В портфелях или сейфах доброй полусотни почтенных джентльменов, имена, адреса и родословные которых доверительно передал мне всё тот же Рабирофф… Как видите, я прав в том, что не теряю надежды присутствовать при закладке первого камня моего собора! Я неисправимый оптимист.

— А если я вам не найду этих денег?

— В таком случае…

Андре Серваль приблизился к своему посетителю и в течение целых двух минут что-то говорил ему негромким голосом. Когда он закончил, Бенарски проговорил, будто на что-то решившись:

— Хорошо. Я подумаю, как собрать эту сумму.

— Убеждён, что вам это удастся. Вы ведь очень умный человек, месье Бенарски!

Андре Серваль уже открыл дверь. На лестничной площадке финансиста встретили пристальные вопросительные взгляды его «друзей».

— Красфельд, он тебя ждёт, — сказал Бенарски, затем добавил: — делай, как я. В данный момент лучше заплатить ему. С этим красавцем мы рискуем попасть в скверную историю. Но терпение! Он ещё попадётся в наши сети…

Переговоры Андре Серваля с Красфельдом были, может быть, ещё короче. Выйдя, тот только сказал:

— Ты, Роймер!

Один за другим, все они прошли через чердак. И было это похоже на странную исповедальню, где приносились покаяния, но не давалось прощения.

Спустя неделю у Андре Серваля уже было сто двадцать миллионов. Он тотчас же вызвал Дюваля:

— Я принял решение единолично распоряжаться всеми финансами, к которым в ближайшее время прибавятся ещё новые суммы, что я должен получить от других господ такого же рода, что и наши финансисты. Вы поможете мне в деле управления этими фондами, поскольку я пришёл к выводу, что сохранить состояние намного труднее, чем его получить! К счастью, мне удалось понаблюдать в последнее время за нашими мнимыми «финансистами». Это люди ловкие и хитроумные, но бессовестные и неразборчивые в средствах. Нам нужно попытаться действовать так же умело, но оставаясь, честными. Наши капиталовложения будут более долгосрочными, но зато более надёжными. Хотя мы и не пойдём на спекуляции, я не буду колебаться при размещении капитала под быстрый рост, что для нас необходимо при развёртывании масштабных работ. И полагаться мы должны только на себя! Слишком часто строительство храмов предпринималось без наличия у строителей готовых фондов. Именно поэтому некоторые из таких благородных начинаний часто увязали в плачевных перипетиях, и, как следствие, многие церкви стоят ещё незавершённые. Припоминаете, с какими трудностями столкнулся незабвенный кардинал Вердье перед войной? Чтобы строить, необходимо иметь веру, но этого ещё не достаточно…

И Андре Серваль, не откладывая, принялся за свою своеобразную финансовую кампанию: он ходил от банкира к банкиру, от биржевого зайца до биржевого зайца, от «бизнесменов» до «управляющих» имуществом. Имя за именем и адрес за адресом он следовал списку, начертанному рукой Рабироффа. Тот не ошибся: все, кому человек с седыми волосами нанёс визит, оказывались или великими аферистами, или колоссами на глиняных ногах, рассыпавшимися перед неумолимой волей честного человека.

По прошествии трёх месяцев семьсот миллионов были, в кассе.

А в это время в мастерских рабочие ни о чём не подозревали. Работа не прерывалась ни на час. Продолжался методичный, упорный, суровый, но благородный труд.

Во время прошедших последних лет рабочие — все по доброй воле — непрерывно совершенствовались в своей профессии под умелым руководством семи основных мастеров.

Андре Серваль разумно распоряжался фондами, которые он собрал, и увеличил их в четыре раза. Спустя ещё четыре года он уже владел капиталом в три миллиарда, но нельзя сказать, что его задача была из лёгких. После того, как он едва не оказался в финансовой западне, он был вынужден предпринять новое сражение, может быть, ещё более жестокое, чем первое, против всего города, против почти всей страны, которая не понимала красоту и величие его замысла, И он боролся с невероятным упорством и терпением.

Однажды вечером, когда он готовился наведаться в мастерскую, где оттачивали своё умение молодые скульпторы по дереву, в дверь чердака постучали, и на пороге он увидел совершенно незнакомого человека.