Хозяйка замка Ёдо - [102]

Да и сама Тятя, лишь прочитав письмо сестры, вспомнила о племяннице, доверенной её опеке и живущей под одной крышей с ней. До этого она редко думала о Сэн-химэ и вызывала в памяти детское личико только для того, чтобы поздравить себя с тем, что в Осаке есть заложница из дома Токугава. Теперь же она прониклась к девочке жалостью. О жизни Сэн-химэ ей мало было известно, кроме того, что маленькая госпожа не знает ни забот, ни хлопот — из Эдо в Осаку отрядили целую армию прислужниц и самураев, которым надлежало присматривать за внучкой сёгуна и выполнять все её желания. Тятя раз и навсегда дала себе слово не вмешиваться в жизнь племянницы.

В начале 10-го года Кэйтё[121] было объявлено об официальном визите Хидэтады в Киото, назначенном на третью луну. О цели посещения сыном Иэясу императорского дворца Тятя ничего не знала, а вассалы Хидэёри, изредка навещавшие её, тоже не могли приоткрыть завесу тайны.

Молва, долетавшая до Осакского замка, шумела о том, что Хидэтада должен торжественно вступить в столицу в сопровождении ста тысяч воинов, по примеру самого сёгуна Ёритомо[122], который в давние времена вместе со своей армией под командованием Хисатады Хатакэямы покинул Камакуру и через двадцать дней вошёл в Киото.

Сын Иэясу, по слухам, собирался повторить это внушительное действо. Официальной причиной визита ко двору считалось желание Хидэтады принести Небесному государю нижайшую благодарность за его назначение на пост предводителя Правой императорской гвардии, состоявшееся в минувшем году, но Тятя подозревала, что это всего лишь прикрытие основного замысла: на самом деле предстоящий военный парад должен был показать ей, матери наследника Тоётоми, сторонникам Хидэёри и всей Японии, сколь велико могущество клана Токугава.

С восходом третьей луны путешествие Хидэтады в Киото состоялось, как и было задумано. Прошло оно с небывалым размахом. В Кинки потом долго ещё обсуждали блестящую свиту сына сёгуна, гордую поступь его стотысячного войска.

На стенах призамковых посадов Осаки и Киото появились надписи: «Господин Хидэёри, берегитесь!»

Тятя изо всех сил старалась не обращать внимания на тревожные слухи, порождённые визитом Хидэтады в столицу. Всё это ей настолько не нравилось, что в конце концов она запретила свитским дамам и ближайшим вассалам, старавшимся держать её в курсе происходящего, даже упоминать при ней о демарше сёгуната. Дело это, однако, получило развитие, на которое Тятя уже не могла закрыть глаза. Через месяц после демонстрации военного могущества дома Токугава стало известно, что Иэясу в начале четвёртой луны неожиданно подал в отставку с поста сёгуна, передав свой чин Хидэтаде. Новость эта с молниеносной быстротой достигла Осакского замка.

Тятя, услышав о том, сделалась бледной как смерть. Она не предвидела такого поворота событий, но, поразмыслив, поняла, что ничего лучшего лукавый Иэясу и придумать не мог. Этот ловкий манёвр обеспечил ему нерушимую стабильность положения дома Токугава: реальная власть осталась в его, Иэясу, руках, старший сын ещё при жизни отца унаследовал пост сёгуна. Старый полководец в очередной раз проявил себя прекрасным стратегом.

— Нет, это невозможно! — не сдержалась Тятя перед князьями Като и Фукусимой, сообщившими ей ужасную новость. В глубине души она уже точно знала, что это — правда, неизбежное свершилось, но удар был настолько сокрушительным, что бедняжка отказывалась верить посланникам.

Через несколько дней, двенадцатого числа четвёртого месяца, Хидэёри сообщили, что он понижен в придворной должности: отныне его будут титуловать не «дадзё-дайдзин» («великий министр»), а «удайдзин» («правый министр»). Прошло ещё три дня, и выяснились причины этого вопиющего решения: когда в седьмой день четвёртой луны Иэясу подал в отставку с поста сёгуна, он сразу же был назначен великим министром и удостоился первого старшего придворного ранга без официального извещения о том.

Новость эта привела в движение остатки западных сил. Все воины, некогда выступившие против Иэясу, ранним утром съехались в Осакский замок. На главном дворе снова ржали боевые кони и бряцало оружие.

В тот день Тятя наконец-то поняла истинный смысл визита Хидэтады в Киото со стотысячной армией: известие о том, что Иэясу передал своему сыну чин сёгуна, могло вызвать волнение в Кинки, мятежники снова начали бы стягивать силы к Осаке, и вот тут-то сто тысяч воинов, готовых в любой момент покинуть Киото и выступить в Осаку, чтобы навести там порядок, пришлись бы очень кстати. Им нужно было только пересечь равнину Ямадзаки и подняться по Ёдогаве.

Отречение Иэясу от поста сёгуна в пользу своего прямого наследника Хидэтады ясно доказывало, что он не намерен возвращать власть клану Тоётоми. Тятя, разумеется, с самого начала догадывалась, что отобрать у него бразды правления и вручить их Хидэёри будет не так-то просто, тем не менее питала надежду, что со временем этот вопрос как-нибудь да решится в интересах её сына. Теперь надежда умерла. Никогда раньше ей в голову не приходило, что не истечёт и семи лет со смерти тайко, а от дома Тоётоми не останется камня на камне.