Хозяйка замка Ёдо - [100]

Тятя с радостью предвкушала встречу с сестрой после стольких лет разлуки.

Когоо и Сэн-химэ приплыли в Осаку на двадцать первый день седьмой луны. Тятя ждала их на пристани в сопровождении воинского эскорта. Перемены, произошедшие с сестрой, сразу бросились ей в глаза: Когоо располнела так, что её трудно было узнать, кожа на безучастном лице увяла, потеряла свежесть юности, взгляд был по-прежнему спокойным, но приобрёл холодную пронзительность, движения сделались ленивыми, плавными. Всё в её облике говорило о пугающей бесчувственности. С бьющимся сердцем Тятя устремилась навстречу сестре, но та не проявила никаких признаков душевного волнения. Когоо держалась с высокомерным достоинством жены наследника сёгуна, которая и шагу не согласится ступить, если вокруг неё не будет целой армии прислужниц и свитских дам. В общественной жизни две сестры всё так же занимали разное положение, но теперь они поменялись местами.

Когоо и Сэн-химэ провели ночь в Осаке, однако Тятя не стала их беспокоить, решив, что путешествие на ладье было утомительным и им требуется отдых. А на следующий день мать и дочь ни свет ни заря отправились в Фусими, и долгий разговор с сестрой, к которому Тятя давно готовилась, пришлось отложить до лучших времён.

Свадьба была назначена на двадцать восьмой день седьмой луны, и по мере приближения к этой дате оживление, установившееся в Осакском замке с конца весны, нарастало — принимались последние приготовления. Мнения знатоков ритуала разделились. Все сходились на том, что Сэн-химэ надлежит доставить в паланкине к подъёмному мосту, а дальше начинались споры: одни считали, что паланкин следует накрыть отрезом наилучшего белого шёлка и нести его к внутренним воротам замка по дороге, выстеленной циновками, другие полагали, что необходимо учесть презрение сёгуна к любым излишествам и обойтись без этой бессмысленной роскоши. В конце концов от идеи выстелить дорогу циновками решено было отказаться. В остальном план церемонии был одобрен: Окубо, правителю Сагами, предстояло отправиться навстречу свадебному паланкину к замку Фусими, а Асано, правитель Кии, должен был ждать процессию у подъёмного моста Осаки. Тятя с превеликим неудовольствием отметила, что все вассалы, занятые устроительством торжества, готовы в лепёшку разбиться, лишь бы угодить сёгуну.

Настал день свадебной церемонии. Погода выдалась на славу — в небе ни облачка, солнышко припекает. В Фусими Сэн-химэ взошла на расписную ладью, которая пустилась в плавание по Ёдогаве. Даймё из западных земель со своими вассалами несли стражу на берегах реки в окрестностях Фусими и Осаки; вдоль всего течения покой невесты охраняли три сотни лучников, копейщиков и стрельцов с ружьями. Ладья плавно скользила по речной глади, оставляя за собой белопенный след. Гребцам то и дело приходилось останавливаться или возвращаться обратно по требованию юной Сэн-химэ, которую путешествие весьма забавляло. В общем, на свадебный караван всё это мало походило. Когда ладья во время очередного манёвра села на мель, тридцать пеших воинов под предводительством Хорио, правителя Синано, вошли в воду с мотыгами и заступами, а на ладье между тем не смолкал звонкий смех в окружении юной невесты.

Свадебный пир состоялся в большом церемониальном зале Осакского замка. Тятя сидела подле своего сына, лицом к Когоо, которая заняла место рядом с Сэн-химэ. Сёдзи, раздвинутые по всему периметру, открывали вид на белый песок и старые узловатые сосны.

Как только жених и невеста обменялись чарками, девочка вскочила и побежала на энгаву, а оттуда резво спрыгнула в сад. Целая толпа придворных дам суматошно устремилась за ней. Хидэёри, который в тот день был мрачнее, чем обычно, не пошевелился.

— Иди поиграй с ней в саду, — шепнула ему Тятя, но мальчик с бледным нервным лицом даже не посмотрел в её сторону и продолжал молча и неподвижно сидеть, глядя прямо перед собой.

Тем вечером Тятя и Когоо вместе ужинали у открытых сёдзи. В просторных покоях гулял свежий ветер. Удивительное дело, женщинам долго не удавалось найти тему для беседы — обменяются парой ничего не значащих фраз, кто-нибудь из двоих непременно смешается, и обе опять умолкнут. Они были сёстрами и в то же время смертельными врагами — и та и другая это остро осознавали и не могли преодолеть разъединивший их навсегда барьер, вот и сидели они, словно чужие, не решаясь начать важный разговор. Единственной общей и при этом вполне безопасной на первый взгляд темой оказалась жизнь Охацу. Когоо сообщила, что в последнее время часто с ней видится, и Тяте стало грустно и неприятно при мысли о том, что Охацу находит время съездить в Эдо к младшей сестре, а к ней, старшей, ни разу не заглянула, хотя Осака куда ближе…

За время общения с Когоо тем вечером Тятя окончательно удостоверилась, что в брачном союзе её сына и племянницы нет никакого смысла. Она с самого начала утешала себя разными измышлениями, но никогда не испытывала настоящей радости по поводу этого события и догадывалась, что Когоо тоже не в восторге. Если бы Тайко был жив, всё сложилось бы по-другому! Тайко, с его скрупулёзным вниманием к мелочам, сумел бы сделать из свадьбы сына великий праздник, устроил бы в садах представления театра Но, пригласил бы борцов сумо и акробатов… Даймё со всех концов страны пировали бы, веселились, поднимали чарки за счастье новобрачных дни и ночи напролёт… Конечно, в тот вечер во внутренних покоях замка тоже шёл свадебный пир, на нём присутствовало множество знатных воинов, но здравицы и смех не долетали до того места, где тихо сидели Тятя и её младшая сестра. Быть может, и не было там никакого веселья…