Хозяйка розового замка - [262]

Я порывисто поднялась, стянула пеньюар на груди и оправила подол. Александр обернулся. Я метнула на него рассерженный взгляд и потянулась за свечой, намереваясь уйти. Похоже, он тоже не собирался меня удерживать. Но тут нас обоих охватило что-то такое, что заставило меня замедлить шаг. Я остановилась, надеясь, что он что-то скажет.

Тряхнув головой, он негромко произнес:

— Кажется, я должен просить прощения?

Я молчала. Да и что было говорить, если ему пока только «кажется»?

— Я словно с ума сошел, Сюзанна. Да, да, — произнес он с досадой, — я прекрасно знаю, что нарушил условия, и не надо мне об этом напоминать.

— Вам никто ни о чем не напоминает, — сказала я холодно.

Александр смотрел на меня, и вдруг усмешка появилась на его губах.

— Впрочем, мадам, у меня есть много причин, чтобы потерять голову.

— Каких же?

— Они повсюду.

Он подошел, протянул руку, и его пальцы зарылись в мои распущенные волосы, потом спустились, и теплая ладонь погладила мою шею. Словно жизненная сила вливалась в меня от этого прикосновения. Я сделала попытку отстраниться, но он удержал меня.

— Они повсюду, мадам. Одни ваши волосы чего стоят. А губы — они у вас никогда не были такими сочными. Разве я не прав? Разве вы, выходя из своей спальни, не употребили всех средств для того, чтобы я сорвался?

Не знаю, что было в его голосе, — насмешка или искренность. Я хорошо чувствовала только то, что мы не можем оторваться друг от друга. Шквалом нахлынули на меня воспоминания о его руках, его прикосновениях, его смелых ласках, и невольная дрожь пронзила меня. Александр тоже, казалось, боролся с собой, потом наши глаза встретились, и он не выдержал, привлек меня к себе, и его губы прильнули к моему рту.

Я была как никогда податлива; мои губы открылись ему навстречу, и его язык нырнул внутрь. Но мне не понравился этот поцелуй — какой-то слишком грубый, неделикатный, он напомнил мне то, что было на берегу. Может, он хочет повторить все это? Превозмогая себя, я с силой вырвалась, отошла на несколько шагов и, бросив последний взгляд на Александра, поспешно вышла.

Проходя через анфиладу комнат, я понимала, что поступила самым разумным образом. Да, совершенно необходимо было все это прервать. Я становлюсь слишком зависимой, слишком уязвимой. Случившееся нельзя было рассматривать как нечто пустячное — подумаешь, отдалась мужчине, и все! Сколько таких мужчин было и еще будет в моей жизни! Сейчас было не так. Здесь затрагивались мои самые ранимые чувства; привязавшись снова к своему мужу, я бы стала слишком незащищенной. Я уже испытала довольно боли из-за этого и не хотела повторять ошибок.

Но все это были лишь доводы разума. Я шла, чувствуя, как ноет низ живота, как напряжены чуть распухшие соски. Чувство неутоленности мучило меня, я готова была застонать, и, наконец, наступил момент, когда я подумала, что поступила неправильно, оставив Александра, отказавшись от его объятий. Слиться с ним, ощущать его в себе, задыхаться под его ласками — это казалось мне сейчас наивысшим блаженством. Я остановилась, слегка пошатываясь, охваченная колебаниями, потом пошла к лестнице, но шаги мои замедлялись с каждой секундой. Я поднялась по ступенькам, и уже у двери своей спальни припала лицом к стене, ибо ноги у меня стали ватными.

Я не знала, сколько простояла так, без всяких мыслей, охваченная лишь животными, страстными побуждениями, кусая губы от почти физической тоски. Шорох раздался на лестнице, но я не обернулась. И, честно говоря, мне совсем не показалось странным, когда кто-то приблизился ко мне и чьи-то руки обхватили меня. Это было лишь реальным воплощением моих фантазий.

Это был Александр. Он нашел меня, приблизился, обнял сзади, прижался всем телом и стиснул в объятиях — так, что я очень хорошо его ощутила. Его руки прошли под моими локтями и нежно сжали полукружия грудей. Его пальцы раздвигали ткань пеньюара, его губы ласково покусывали мое ухо. Он был сейчас сама нежность.

— Нет, — прошептала я, все еще не оборачиваясь.

Он погрузил руку в мои волосы, ласково повернул к себе мою голову, заставил обернуться, и наши губы встретились. В этом жарком, жадном, терзающем поцелуе таяли остатки моего сознания. Он ласкал мои волосы, а вторая рука Александра поднимала подол пеньюара, гладила бедро, касалась теплого холмика лона и забиралась дальше — туда, где было невыносимо горячо и влажно.

— Нет, — прошептала я снова, когда его губы на миг оставили меня, но мое «нет» сейчас означало только «да». Надо же было хоть пустым звуком дать ему понять, что я еще не так покорна, как ему кажется.

— Да будет вам… Вы же хотите, я чувствую.

Он осыпал меня тысячами поцелуев, его руки были повсюду — сильные, теплые, коварные, и каждая клеточка моего тела наливалась страстью. Шире раздвигая мои бедра, выгибая мне спину, он уже входил в меня, уже наполовину вошел, но вдруг остановился, и я, исходя нетерпением, желая, чтобы он проник глубже, услышала голос, обжегший мне ухо. Он прошептал — прерывисто, хрипло, но ласково:

— Скажи «да».

Дрожь прошла по моему телу, внизу словно полыхнуло жаром, и я не выдержала.