Хозяйка Птичьей скалы - [27]

Полосатику не очень нравился ворчливый заяц, но заяц многому научил его, и он был ему за это благодарен. Как-то раз Полосатик заметил под лиственницей чудное растение на длинной ножке. Пока он обнюхивал незнакомую штуку и решал, стоит ее есть или не стоит, подскакал старый заяц.

— Кхе-кхе-кхе, — закряхтел он. — Оказывается, грибы пошли. Почему же ты не ешь этот гриб?

— А можно? — спросил Полосатик.

— Этот можно, этот гриб подосиновик, — посмеиваясь, объяснил заяц, довольный тем, что он все знает. — Ваши олени их любят. Когда вылезут все грибы, я тебе покажу, где съедобные, а где поганки. А пока ешь подосиновик.

Полосатик попробовал гриб и пришел в великий восторг — до того ему понравилось. Он откусил ровно половину шляпки, а остальное оставил старому зайцу.

— Что ты! — скривился заяц, и голова его совсем затряслась от отвращения. — Я грибов не ем, у меня от них понос бывает.

С тех пор Полосатик полюбил грибы больше сахара и сгущенки.

Посидев с зайцем, Полосатик бегом припускал к ручью, на ходу переговариваясь с птицами, белками, бурундуками. Выбежав к ручью, он подходил близко к воде, замирал и смотрел на воду. В воде появлялся тонконогий рыжий олененок с двумя белыми полосками на шее и на спине, с узкой грудкой и короткими рожками. Это удручало и печалило Полосатика. Он помнил своего отца, сильного, рогатого оленя.

Каждый раз, несясь к ручью, думал, что уже стал таким же, как отец, и всякий раз видел в воде какого-то тощего заморыша. Горько вздыхая, Полосатик плелся назад на буровую, а птицы сверху озабоченно кричали ему:

— Полосатик, Полосатик, почему ты такой грустный?

Полосатик не отвечал.

— Почему, почему? — сгорали от любопытства глупые птицы.

Лишь один старый заяц уже давно догадался о его печали и наставлял Полосатика:

— Не спеши делаться старым, молодым лучше быть.

Но это не утешало Полосатика.

Меж тем на буровой произошли некоторые изменения. К Геологам стала часто приезжать совсем молоденькая Женщина. Каждый раз, когда начинали поднимать и развинчивать трубы, чтобы достать керн, за деревьями слышался нарастающий рокоток и на поляну въезжала на мотоцикле Женщина. На ней были брюки, брезентовая куртка, накомарник, а звали ее Техник.

Еще до того, как начать вытаскивать трубы, Геологи уже почему-то волновались, поглядывали в гущу деревьев и говорили друг другу:

— Что-то Техника нет… Запаздывает наш Техник…

Но молоденькая Женщина всегда приезжала вовремя: когда еще не был выбит из трубы керн. Она оглядывала поднятый из глубины грунт, укладывала его в специальные формочки, заходила в одну будку, в другую, трогала руками трубы, рылась в ящиках, где хранился старый, высохший керн, потом садилась на спиленное дерево или на какой-нибудь чурбачок, доставала из полевой сумки журнал, что-то записывала.

В первые дни она не задерживалась на буровой, а записав что нужно в журнал и поговорив с Геологами, садилась на мотоцикл и уезжала. А потом перестала торопиться, оставалась на буровой до темноты, и Полосатик видел, как однажды, когда уже совсем стемнело и зажглись звезды, Женщина и Леха вдвоем сидели у костра. Леха играл на гитаре и негромко пел, она слушала и ворошила прутиком горячие угли в костре. Потом они о чем-то говорили, молоденькая Женщина смеялась, и от смеха на ее щеках, освещенных красным пламенем, появлялись ямочки.

Затем Женщина стала приезжать и в неурочное время — когда не поднимали керн. Она садилась на спиленное дерево подождать, пока Леха кончит смену, и звала к себе Полосатика. Женщина заметила его в первый же день и, как все другие Геологи, любила поговорить с ним.

— Ну, ложись, Полосатик, расскажи, как дела, — просила она его.

Полосатик подгибал ноги, опускался в мох, клал голову ей на колени. Женщина гладила его, почесывала за ушами и говорила:

— Полосатик… Хороший такой… Умница…

От ее слов и поглаживания Полосатику становилось очень приятно. Рука у Женщины была мягкая, а голос такой певучий, что Полосатику казалось, будто это солнце водит по его спине теплой ладошкой, а ручей что-то такое напевает и напевает ему, уговаривая уснуть.

В такие минуты Полосатику почему-то всегда вспоминалась белая долина, где он родился, мать-олениха и отец-олень, Мальчик и Пастух, и то, как он бегал ловить солнце и как накинулась на него пурга и нарочно замела следы, чтобы он не догнал стадо…

А дни бежали, бежали, и Полосатик вдруг заметил, что в тайге все начинает меняться. Были лиственницы зелеными — и уже сыплется с них желтая хвоя, стало меньше мошки, почернели кустики смородины.

Однажды поутру он вылез из палатки и удивился: мох вокруг белый, белеет крыша малой будки. Полосатик поежился от непривычной белизны — не поймешь, снег или не снег! Из палатки вышел Мастер, потрепал Полосатика по загривку.

— Что, не нравится заморозок? Ничего, браток, перезимуем, — сказал Мастер. — Скоро нам вагончик притащат, угольком кочегарить будем.

А в общем, на буровой все шло по-прежнему: тарахтело в одной будке, гупало в другой, Геологи варили на костре еду, кормили Полосатика сахаром и сгущенкой.

Как-то, повесив на плечо свою трубку, Леха кликнул Полосатика.