Хозяйка Птичьей скалы - [25]

Полосатик отряхивался, снова ловил губами кружочки, выковыривал их копытцем из снега. Он так увлекся этим, что не заметил, как подкрался вечер. Солнца в лесу не стало, Полосатику захотелось есть, и он побежал домой.

Уже совсем потемнело, когда он вернулся в долину. Но в долине никого не было. Он увидел изрытый копытами снег, котышки замерзшего помета и темные круги протаявшей земли в том месте, где стояли палатки. Сперва Полосатик растерялся, не зная, что делать, но потом сообразил, что надо бежать по следу. И кинулся во весь дух догонять стадо.

Так он бежал час, другой и третий. Стало совсем темно. Сверху ему ничего не светило — ни звезды, ни луна. В темноте он не видел следов, но воздух удерживал запах шедшего впереди стада, и запах верно указывал ему дорогу. Если бы он весь день не пробегал в сопках и тайге, ловя солнце, и не поизрасходовал силы, то, наверно, скорее догнал бы стадо.

Теперь же он не мог быстро бежать, задыхался и часто переходил на шаг. Но запах, который он все время ловил ноздрями, становился гуще и острее, и Полосатик с радостью думал, что до стада уже совсем близко, он вот-вот настигнет его.

И как раз тогда начало твориться страшное. Откуда-то взялся ветер, стал толкать Полосатика в грудь и бить по ногам. А потом вдруг что-то непонятное произошло со снегом. Снег стал отрываться от земли, хлестал его по глазам, набивался в рот и в нос. Полосатик никогда еще не видел пурги и не представлял, какая она злая. Все завыло вокруг него, закричало, застонало. Ветер и снег вместе накинулись на Полосатика, сбили его с ног. Он покатился по земле и оказался в какой-то неглубокой жесткой яме. Но и в этой яме пурга продолжала стегать его по телу и голове.

«Сейчас я умру, — с ужасом подумал Полосатик. — И меня не найдут».

Но он не умер.

…Пришло лето, вокруг все стало таким, как рассказывала ему когда-то мать-олениха. В небе было много солнца, а на земле много ягеля, всяких вкусных листьев и очень много тепла. Полосатик жил в тайге и ничуть не горевал, что он одинок, потому что в тайге невозможно быть одиноким. Правда, теперь у него не было матери-оленихи, отца-оленя, Мальчика и Пастухов, зато было много знакомых зайцев, белок и птиц, а главное, у него были Лeхa, Андрей, Мишка, Борька, Стась и Санька. Каждый из них был Человек, но звали их уже не Пастухами, а Геологами. Если на буровую забредали какие-нибудь незнакомцы, то они еще издали кричали:

— Эй, Геологи, принимай гостей!

Или:

— Привет Геологам! Ишь куда забрались, черти таежные!

На буровую Полосатик попал случайно. Бежал как-то по тайге, щипал душистый ягель, втягивал ноздрями смолистый запах лиственниц, не рискуя близко совать нос к пахнущим колючим иглам, перепрыгивал через поваленные старостью усохшие деревья и вдруг услышал странные голоса. Глухой голос кричал: «гуп-гуп-гуп», а тоненький подкрикивал: «трр-трр-р-трр-р». Он решил поглядеть, что это такое. Подбежал и видит: стоят две будки, в низенькой будке тытыркает какой-то мотор, в высокой — ходит вверх-вниз и гупает большой цилиндр, а из него торчит очень высокая труба. Полосатик побольше высунулся из кустарника и увидел еще более интересные вещи. Под старой лиственницей стояла большая палатка, точь-в-точь такая, в какой жили Пастухи, а на земле, возле длинных труб и возле костра валялось много голубых баночек, в каких Мальчик приносил ему когда-то сгущенное молоко. Поглядев на все это, Полосатик уже собрался уйти, как вдруг из будки вышел Человек и пошагал к костру. Он был совсем такой же, как Пастухи, только лицо у него было не коричневое, а белое, глаза не узкие, а круглые. Вдруг Человек крикнул:

— Братва, глянь, кто притопал!

Из будки выскочили еще два Человека, а из палатки — сразу трое. И все обрадовались, увидев его.

— Ты скажи какой — рыжий и с белыми полосками!.. Гляди, гляди — стоит и смотрит! Полосатик, топай сюда! — говорили они и звали его.

— Леха, тащи ему сахар!

— Давай к нам, Полосатик, не дрейфь!

Полосатик вспомнил, как мать-олениха учила его в детстве не бояться Человека, и вышел из кустарника, протянул губы к белому кусочку сахара.

— Мать честная, сахар жует!.. Тащи еще! Сгущенку тащи! — шумели Геологи. — Давай, Полосатик, кормись, не стесняйся!

Полосатик с аппетитом вылакал банку сгущенки, аккуратно подчистил языком донышко, зажмурился от удовольствия, запрокинул голову и сладко зевнул.

— Вот так молодчина! — смеясь, потрепал его за уши Лexa. — Оставайся на буровой, Полосатик. Нам веселей будет.

И Полосатик остался. Он быстро освоился на буровой и понемножку стал соображать, что здесь к чему. Если, например, в малой будке переставало тытыркать, то в большой будке сразу же глохло гупанье. Это не нравилось Геологам. Они выбегали из будки и громко кричали:

— Эй, ток пропал! Борька, ты за дизелем смотришь или в носу ковыряешь?

Борька выбегал из палатки, лез в малую будку, и вскоре там снова начинало тарахтеть, а в большой будке сразу раздавалось знакомое гупанье. Большая будка называлась буровой вышкой, над ней поднималась высокая мачта. С мачты свисал толстый железный крюк, а в цилиндр, который гупал в будке, Геологи вставляли тонкие трубы, и они от гупанья ввинчивались в землю.