Хозяйка Эдамленда - [16]

– Например, что надо оставлять пробку в трубке, вбитой не слишком сильно, чтобы вода не замерзла в трубах, нельзя также оставлять стирку на вечер.

– Я вижу, вы хорошо усвоили уроки гор, если ничего больше не удалось, – сказал он, но тут же добавил: – Я не имел в виду ничего плохого или обидного для вас.

Элис была настолько удивлена, что не нашлась с ответом.

Барк Уолш сказал:

– Мне пора вернуться на совещание, и инженеры должны будут прояснить ваши наблюдения.

Элис не пошла к себе в комнату после того, как он ушел. Она снова нашла Южный Крест и почувствовала, как в ней растет какое-то нетерпение. Граммофон вновь заиграл, и она отправилась на веранду послушать музыку.

Несколько мужчин курили в дальнем углу. Они расступились, освобождая для нее место. Было видно, что молодые люди рады ее приходу.

– Рон, Алекс, Лик, Кении, Джек, Грег, Нейл, Френк, – представились они Элис.

– А я Элис, – ответила она.

Кении поставил другую пластинку, что-то очень подходящее для этой звездной ночи, и Элис вдруг в первый раз за десять лет ощутила, что она уже не чья-то маленькая сестричка. И больше не будет ею никогда. Как будто в один миг стала значительно взрослее. Девушка не предполагала, что осознание этого факта придет так неожиданно, так внезапно, как налетевшая метель, которая обрывает осень и заставляет поверить в наступившую зиму.

«Мое детство безвозвратно ушло, – вдруг поняла она, – я стала взрослой женщиной».

И если она в этом сомневалась, то мужское внимание… особенно одного мужчины, быстро убедило ее в этом. Глаза Френка Гранта были не только услужливы и внимательны, но и наполнены еще чем-то неопределенным и туманным.

Элис поднялась. Она решила на следующий день обязательно поговорить с Барком Уолшем и попросить для себя чего-либо определенного, какого-нибудь занятия. Она чувствовала, что должна что-то делать, приносить пользу.

Элис проснулась примерно с теми же мыслями утром, быстро оделась и поджидала его, боясь пропустить тот момент, когда Барк пойдет на площадку. Она была ошеломлена его грубым ответом, неприступностью и отчужденностью. Казалось, он совершенно забыл об их разговоре прошлой ночью. Уолш стоял и слушал ее просьбу с неприкрытым равнодушием.

– Помочь в этом проекте? Не будьте посмешищем, детка.

– Именно ребенком я больше не являюсь, – сказала она, – так что действительно смогу выполнять какую-нибудь работу.

– О чем вы тут лепечете? Если вы считаете, что попусту проводите время и хандрите, то играйте в карты, раскладывайте пасьянс, вышивайте, наконец, одеяльца для кукол или займитесь чем-нибудь еще, чем занимаются женщины, чтобы убить время.

– Я не это имела в виду. Мне нужна настоящая работа.

– Здесь, на этом объекте?

– Да.

– Вы хотите оплачиваемую работу?

Элис быстро обдумала его слова. Несомненно, это была заманчивая идея, если они станут товарищами по работе. Ничто не может быть сокрушительнее этого факта.

– Да, – сказала она.

– Нет, – отрезал Барк Уолш. – Наем новых рабочих рук не в моей компетенции.

– А если это для меня очень важно?

Он возразил:

– Я не считаю, что наем на работу представляет для вас какую-нибудь важность, – холодно произнес он.

– Хорошо, – сказала Элис, зная, что не осмелится объяснить, почему ей так важно быть принятой на работу.

Он собрал свои вещи.

Без всякой надежды она спросила:

– Я могу работать просто так, ни за что, например, разбирать книги или помогать Альфреду на кухне?

– Мой ответ – нет, – повторил мистер Уолш.

– Я…

– Мне очень жаль, мисс Эннан, что вы чувствуете себя столь ущемленной. Развлекайте себя как сочтете нужным. Читайте. Делайте ириски… используя, конечно, свой собственный сахар. На этом закончим.

И Барк ушел.

Она беспомощно посмотрела ему в спину, ощущая крайнюю потребность в сочувствии.

Элис знала, что отец ничем ей не поможет. Она не могла подойти к нему и сказать: «Папа, ситуация изменилась. Я выросла. Эти люди – англичане. Они не могут весело кидаться словами, как было прежде. Они точно знают, чего хотят, а это означает, что у меня нет выбора».

Она не могла сказать: «Есть один человек, Френк Грант. Он на меня как-то странно смотрит. Неприятный тип. Но если бы я могла работать! Приносить пользу… Это могло бы что-то изменить. Иметь работу – это уже другой класс. Я буду отличаться от женщины, беззаботно сидящей на террасе, в то время как мужчина выходит наверх из туннеля, весь грязный и усталый после работы. Но что еще в этом Эдамленде я могу делать?»

Элис знала, что профессор ее не поймет, он был далек от таких эмоций и импульсов. Но она понимала. Она интуитивно, древним инстинктом Евы понимала, что ее теперешнее неприкаянное положение может повлечь за собой большие проблемы.

«Оденьте меня в униформу, посадите за регистрационную книгу, заставьте чистить картошку – и все Гранты в мире не заметят меня, – думала она. – Но если вы будете смотреть на меня, как на украшение, я не вынесу этого!»

Она сделала попытку, но потерпела поражение. Что еще ей оставалось делать? Элис не подходила для кухни, не годилась для офиса, не пригодна для экспедиций, потому что подвергала кого-нибудь риску потерять жизнь, спасая ее, не пригодна для джипа.