Хождение в Москву - [21]

– Соседка наша в красной кофте ходит?

Я и ответить не успела, а он уже побежал. Возвращается с кофтой. Была она не совсем красная, в какую-то горошинку. Отец ее на свет посмотрел и начал на флажки резать.

– А что с горошинками – это ничего. Они совсем незаметны будут.

Жили мы за Преображенской заставой, трамваи не ходили, и отец каждое утро отправлялся через всю Москву на велосипеде. Каждый день, зимой и летом, – и так два года подряд. А башня, самое высокое тогда сооружение в стране, росла.

Отец приезжал с работы усталый, ужинал и снова садился за свои бумаги. Иногда брал в руки гармошку. Учился играть. Решили они с рабочими устраивать концерты. Кто-то из рабочих сказал, что без гармошки ничего не получится. Отец и купил гармошку. Потом о концертах галанкинской артели много говорили.

Когда башню закончили, отец взял меня с собой. В тот день он проверял ее в последний раз. Мы влезли с ним в какой-то деревянный ящик, отец махнул рукой, закрутились барабаны лебедок, и мы медленно поднялись вверх. Оба молчали. Я взглянула на отца и поняла, что не было у него минуты счастливей, чем эта. Я даже не могу описать, какое было у него выражение лица, хотя отлично все помню. Светлое – наверное, это будет самое точное слово. Позднее в дневнике отца мы нашли слова: «“Эта башня отняла у меня полжизни, но и дала радости на всю жизнь”».

Останкинская башня. Хочу теперь рассказать, как сооружалась Останкинская башня. О своих пяти подъемах в те дни, когда шла стройка, приковавшая всеобщее и мое внимание.

Она выше всего в Москве. Прежде чем подняться в небо, строители спустились под землю. 31 августа 1960 года экскаваторщик Иван Глотов зачерпнул ковшом машины первый куб останкинской земли. Меньше чем через месяц в землю уложили первый кубометр бетона. Это произошло 27 сентября 1960 года, когда журналисты Советского Союза хронометрировали сутки, создавая летопись дня мира.

Но вдруг работы прервали, и специалисты начали дискуссию: выдержит ли фундамент без свай полукилометровую башню весом в десятки тысяч тонн?

Решили на всякий случай укрепить фундамент. Напряженный железобетон, по расчетам, должен выстоять века. В этих веках – годы жизни главного конструктора Николая Никитина, архитекторов, главного инженера и всех тех, кто вкладывал в основание башни бетон и железо.

Какими железными объятиями схвачен фундамент, уже засыпанный землей, вижу внутри конуса башни. Откуда-то сверху спускается стальной трос, толстый, как корабельный канат. Не только фундамент, но и вся башня внутри бетонного стакана стянута тросами.

Стакан – не совсем то слово. Внутри башни, пока ее не заполнили шахты лифтов, как в стенах высочайшего собора с нерасписанными стенами, ощущал я тишину и величие.

…Башня растет в лютые морозы. Но, попав в ее стены, забываю, что на дворе холодно. Свет, тепло. Пахнет битумом, штукатуркой – всем, чем обычно при сооружении жилого дома. В конусе башни, по существу, многоэтажный дом телецентра. Кухня ресторана – у подножия, на отметке 43 метра. А столики – на высоте 328 метров. Если учесть, что лифт движется со скоростью 7 метров в секунду, то официант сможет подать закуску на стол через минуту после того, как ее отправят наверх.

Побывать на строительстве башни, не поднявшись на вершину, все равно что увидеть новый самолет и не полетать на нем. Лететь на высоте 250 метров неудивительно. Но стоять и не слышать рева моторов на такой высоте странно. Лифт поднимает смену монтажников медленно. В проемы башни видна Москва. Сначала крыши Останкино, затем верхушки деревьев и, наконец, одно небо. Здесь и находится самая высокая строительная площадка города. От ветра людей спасает брезентовый шатер, похожий на цирк шапито. Сверху – совсем как в цирке – светят прожекторы. Разобраться в том, что вокруг тебя, без сопровождающего трудно. Среди сплетений арматуры выделяется мощная железная опора.

– Нога, – уважительно говорит бригадир монтажников, поднявшийся сюда от поверхности земли на этой ноге-опоре.

Таких ног шесть. Три нижние опираются на затвердевшие края башен, а три верхние сменяют их, когда крепнет свежий бетон в опалубке, которой наращивают башню. Высота опалубки равна 5,25 метра. Шагами такой длины и поднимается она в небо.

Вдруг ветер распахивает дверь шатра и вталкивает человека. Успеваю заметить, что он в такой же брезентовой робе, как у монтажников, но в голубой каске.

На помощь голубой каске бросается дюжий парень, и вдвоем они закрывают дверь. В голубой каске – девушка с голубыми глазами. В руках лаборантки два термометра: один – для погоды, другой – для бетона. Так же как пробу погоды, берут постоянно пробу бетона. Его прочность внизу башни достигла проектной марки – «400».

Дверь на смотровую площадку, подпираемая потоками воздуха, будто на замке, не поддается сразу. С трудом перешагиваю через порог и словно попадаю в аэродинамическую трубу. Долго под таким потоком не поглядишь на Москву. Также с трудом поддается дверь назад – обратно в шатер. Отогревшись, выхожу на противоположную сторону, на балкон. Попадаю словно в другой мир. Легкий ветер обдувает лицо, напоминая: весна пришла.