Хождение к Студеному морю - [98]

Корней, чтобы не обижать молодых, попил с ними чай и, убедившись, что нартовая дорога ведет к поселку на побережье, продолжил путь.

В тот же день еще раз видел белого медведя[96]. Он вынырнул из полыньи, выбросив перед этим на лед нерпу. Поев, принялся кататься по снегу. Хватая его передними лапами, старательно тер морду – вытирал кровь.

Впереди показались дома. Из большинства труб столбом поднимался дым. Стоящее на бугре полузанесенное снегом здание сильно отличалось от построек, в беспорядке сбегающих к морю. Как позже узнал Корней, в этом здании до войны находилась американская фактория[97].

Один из домов выделялся открытой террасой и двускатной крышей с истрепанным красным флагом на коньке (у всех остальных построек крыши были плоскими). Над крыльцом лист фанеры «Заготконтора». Снег вокруг утрамбован людьми, оленями и собаками. Подойдя к обитой потертой шкурой двери, Корней обнаружил «замок» – воткнутую палочку. В конце террасы вторая дверь. Постучался в нее.

Раздался недовольный голос:

– Обед. Приходи через два часа.

– Я только узнать. Могу ли подкупить провиант? Песцов нет. Лишь медвежья шкура.

– Тупой, что ли? Сказал, через два часа, значит, через два часа.

Спускаясь с террасы, Корней увидел на здании, стоящем наискосок от заготконторы, вывеску «Пункт приема пушнины». Обрадованный, направился туда. Подойдя, осторожно приоткрыл дверь:

– Есть кто живой?

– Заходи, но предупреждаю, спирта нет, – донеслось откуда-то из глубины.

– Да я не за спиртом.

В большом помещении вдоль стен широкие полки-стеллажи, забитые объемными пачками песцовых шкур, кухлянками, меховыми чулками. На отдельной трехэтажной полке небогатый ассортимент товаров повседневного спроса: рулоны ткани, сахар, чай, кули с мукой, крупой, табак, оружие, боеприпасы и разная хозяйственная мелочевка вплоть до иголок. Три угла в инее, а в четвертом отгорожен небольшой закуток с печью из железной бочки. Возле нее на топчане сидел гладко выбритый человек с журналом в руках.

– Что хотели?

– Соли да крупы подкупить.

– Что-то голос ваш больно знаком… Никак, Корней Елисеевич? – живо поднялась округлая фигура Романа (он пополнил команду «Арктики» в Тикси).

– Батюшки, Роман! Вот сюрприз! Откуда ты здесь?

Тот захохотал:

– Вас поджидаю.

– А если серьезно?

– Я в Лаврентии сошел на берег. Старший брат там директор заготконторы. Попросил выручить – мой предшественник к спирту пристрастился, до горячки дело дошло. Думал, ненадолго, а уже второй сезон.

А вы, Елисеич, герой! Честно говоря, думал, что дальше Колымы не пройдете. Все же с одной ногой в этих краях не разбежишься. По всему побережью дичь! От Индигирки до Колымы вообще пустыня – ни души.

– Да я потихоньку. Куда мне спешить?

– Зря вы с корабля сошли. Так бы еще в прошлом году в Уэлене были бы.

Скитник улыбнулся:

– Это неинтересно. Хотя, врать не буду, тяжеловато было.

– Кремневый вы мужик. Уважаю! Садитесь, у меня хороший кофе есть. Мигом сварю.

– Спаси Христос!

Вскоре в помещении завитал неповторимый аромат кофе. Корнею он был знаком – пару раз пил на «Арктике».

Отхлебывая крохотными глоточками обжигающий напиток, Роман рассказывал:

– Прошлым летом и семью перевез. Вон в том доме на берегу живем. Ваш друг Географ расписался с буфетчицей в Нижне-Колымске. Там и сошли. На обратном пути, может, увидитесь.

За окном смеркалось. На террасе заготконторы стали собираться охотники.

– Специально под вечер идут – думают, что при слабом электрическом свете приемщик не заметит дефектов, – пояснил Роман.

– А зачем в одном месте два приемных пункта?

– Так мы ведь от разных контор. Он с Якутской потребкооперации, а я от Чукотской.

– А почему к тебе не идут?

– Посмотрели бы, что тут творилось два дня назад! А как спирт кончился – так ни души. Им ведь главное, чтобы веселая вода была.

С улицы донеслись шум, ругань. Судя по характеру перепалки, один из промысловиков остался недоволен вчерашним расчетом.

Корней нахмурился.

– Не обращайте внимания. Рядовое дело. Скорей всего, по пьяни продешевил, а теперь шумит. Да что толку – в ведомости-то расписался. Да и спорить с Правдуном бесполезно. Это у него только фамилия такая, а на деле пройдоха еще тот. Больно корыстный, а жадность, сами знаете, хворь неизлечимая.

– Обманщик! – кричал промысловик. – В твоем сердце одно зло. Дождешься, все от тебя уйдем!

– Ну-ну! Хвалились телята волка съесть. Вали домой! – огрызнулся Правдун и исчез за дверью.

– Негоже людей обманывать, – с укором произнес скитник.

– Это не всегда обман. Я ведь тоже срезаю. Если по-честному оценивать, то сам в минусах будешь – на меховой базе ой-ей как занижают. Дело в том, что наш песец против лесного помельче и ость не такая длинная. Потому нам никогда высший сорт не дают.

– И все же людей жалко. Труд-то тяжелый.

– Согласен. По полгода на морозе. Но не надо их идеализировать. Особенно чукчей. С ними вообще непросто. Это сейчас их огненной водой одолели, а раньше были самым дерзким и драчливым племенем на Севере. Старики рассказывали, что на Колыме и в Анадыре они немало русских повырезали.

– Может, оговаривают? Я за все время пути с кем только не общался. Все добрейшие люди. А эвены, дай Бог им здоровья, вообще спасли от смерти.