Хождение к Студеному морю - [94]

«Место-то и впрямь бесовское!» – подумал он, не в силах даже поднять руку и осенить себя крестом…

Когда вернулся к стоянке, Иван первым делом спросил:

– Видел шайтана?

– Видел. Ты был прав, место действительно дурное. Ходить туда не следует, – ответил Корней, высыпая в таз собранные по дороге крепенькие белые грибы.

* * *

С утра начали готовиться к перекочевке. Собрали, уложили в мешки пожитки, сняли с чума брезент, разобрали остов и, погрузив все это на грузовые нарты, крепко стянули ремнями. Осталось запрячь оленей, свистом подозвать собак.

На новом месте стадо первым делом набросилось на нетронутый тучный травостой.

Дня через три во время вечернего чая Валентина со вздохом произнесла:

– Мука и соль кончаются. Надо бы в поселок.

– Почему мало брала?

– Нас теперь трое.

– Давайте я съезжу? А то собаки совсем разленились, – предложил Корней. – Да и Шустрого тренировать пора. Большой уже.

– Хорошо придумал, – обрадовался Иван.

Выехал скитник налегке, взял лишь с пуд оленины и пару банок заморской тушенки для Никиты. Шустрого запряг в паре с Бороем. Кто-кто, а он спуска сыну не даст.

Осип, увидев у дома Никиты нарты Корнея, не преминул зайти.

– Рад видеть героя в наших краях. На Чукотку передумали ехать? – произнес он, не сводя глаз с ярких банок с иностранными надписями: – Что это у вас такое красивое?

– Тушенка, – буркнул Корней, запоздало сообразив, что глупо поступил, оставив банки на виду.

– Вижу, у вас все хорошо, я пошел. Дела.

Когда Осип закрыл за собой дверь, Корней убрал тушенку в тумбочку. Уже через полчаса появился лейтенант.

– Товарищ Кузовкин, поступило заявление о вашей связи с иностранцами. Прошу объяснить, откуда у вас несоветские консервы?

– Могу и объяснить, и показать, – Корней, едва сдерживая вскипевшее в нем возмущение, выставил банки на стол. – Как я уже говорил вашему начальнику, на Чукотку я пойду зимой. А сейчас в горах помогаю юкагиру Ивану пасти оленей. Там наткнулся на брошенную землянку старателей. Эти консервы оттуда. Кроме этих банок в землянке было с полкилограмма золотого песка. Его тоже взял. Старатели погибли. Погибли давно.

– Понятно. Теперь все это поподробней изложите на бумаге.

Внимательно прочитав объяснительную, лейтенант произнес:

– Завтра едем на место.

– Товарищ лейтенант, это довольно далеко. Два дня в одну сторону.

– Далеко не далеко, а я должен все проверить. Сейчас пройдемте со мной, сдадите золото по акту.

На обратном пути Корней зашел в сельпо и закупил все, что наказала Валентина.

Выехали на двух упряжках. Лейтенант сфотографировал землянку, банки на полке, осмотрел заброшенный прииск, обвалившийся шурф. Переночевав у Ивана, уехал в поселок с чувством облегчения – был рад, что не обманулся в Корнее.

Иван прокомментировал случившееся одной фразой:

– Худой человек. Не повезло Никите с соседом.

Как известно, за грязные деяния рано или поздно приходится платить. Господь не забыл предъявить счет и Осипу. Осенью после инсульта у него отнялись ноги.

Чукотский хребет

Зима как началась с метелей, так и мела, с редкими перерывами, почти до Рождества Христова. О том, чтобы отправиться в путь, не могло быть и речи.

Что интересно, мело только днем. К ночи ветер стихал, чтобы с утра задуть вновь, поднимая метровую поземку. Тяжелей всего приходилось оленям – в метель копытить ягель сложно: расчищенную лунку сразу заметает.

Полярная ночь подходила к концу. Небо все реже озарялось холодными сполохами северного сияния. Горизонт с каждым днем обозначался все четче, а полуденные сумерки длились все дольше и дольше.

7 января восточный край небосвода заалел ярче обычного. Солнце медленно выползло из-за горизонта, и по тундре заскользили первые в этом году его лучики. Воздух, наполненный мельчайшими кристалликами изморози, порозовел. Корнея в очередной раз изумило, то, насколько приветистей делается мир даже при таком скупом солнечном свете.

Так совпало, что, как только закончилась полярная ночь, метели прекратились. Хотя Корней давно был готов ехать, отправился в путь лишь в середине февраля, когда день заметно прибавился. Торопиться не было смысла – ему надо было быть на Чукотке не раньше июня.

Снег на равнине прибило до того плотно, что ходить по нему можно было не проваливаясь. Преодолевая на упряжке по сорок-сорок пять километров, он через неделю уперся в северную оконечность Чукотского хребта. Угрюмые черные скалы резко контрастировали с ослепительной белизной заснеженных террас.

Теперь предстояло самое трудное – перевалить хребет. Дальше до самого Чукотского Носа горы к побережью не подступают.

Хребты, как известно, проще всего переваливать по долинам речушек. Судя по карте, для подъема на водораздел лучше всего подходила речка Ичувеем, а для спуска – безымянная речушка, впадающая в залив Нольде.

Вопреки ожиданиям, больше всего сил отнял не сам подъем на перевал, а глубокий рыхлый снег в теснине Ичувеем. Собаки вязли в нем по самое брюхо. По мере подъема мороз крепчал. Кристаллики льда, образующиеся при выдохе, шуршали так, словно ветер нес сухую поземку. Изредка доносились «выстрелы» лопающихся от стужи камней.

Чтобы согреться, Корней то и дело останавливал упряжку и принимался скакать на здоровой ноге, одновременно энергично колотя руками по бедрам. С покрытых куржаком собак в это время валил пар.