Хосе Рисаль - [84]
Но все это впереди. Рисаль глубоко разочарован кажущейся неудачей романа. Это наслаивается на прочие беды и углубляет состояние депрессии, в которой пребывает Рисаль. В письмах душевный кризис проявляется особенно отчетливо: все чаще Рисаль говорит о безысходности, его преследует мысль о смерти. Второй роман он посвящает памяти казненных мучеников 1872 года — Гомесу, Бургосу и Саморе. Он не раз возвращается к мысли о том, как встретит смерть, сравнивает себя с «тремя мучениками»: «Если бы Бургос, умирая, проявил смелость Гомеса (ошибка Рисаля — Гомес перед казнью лишился рассудка, мужественно вел себя Самора. — И. П.), филиппинцы наших дней были бы иными. Однако неизвестно, как управлять собой в такой высший миг, и, возможно, я, столько думающий об этом, поведу себя в подобный момент еще трусливее, чем Бургос. Жизнь так хороша, и так страшно быть казненным молодым, полным надежд…»
Уподобляя себя Бургосу, Рисаль считает, что и он кончит свои дни в 30 лет[31]. «В детстве, — пишет он в эти тяжелые дни, — я твердо верил — сам не знаю почему, — что не переживу тридцати лет». В 1891 году, принесшем Рисалю столько несчастий, ему как раз исполняется тридцать лет. Рисаль готов к смерти, ждет ее, она его не страшит. Ведь он — Лаонг Лаан, «давно обреченный». По мере приближения рокового 1891 года, который он сам назначает себе как год смерти, в его письмах все чаще появляются мысли такого рода: «Надо ехать на Филиппины и дать там убить себя за свои убеждения; умираешь только один раз, и если умираешь без смысла, теряется прекрасная возможность, которая уже никогда не представится… Раз уж суждено умирать, надо умереть в своей стране и за свою страну».
В октябре 1891 года жестоко разочарованный Рисаль, преследуемый неотступной мыслью о смерти, выезжает в Гонконг с почти полным тиражом только что отпечатанного романа (лишь несколько экземпляров он разослал друзьям в Европе — на сей раз он хочет доставить весь тираж на Филиппины, ведь роман — руководство к действию). Завершается второй европейский период творчества Рисаля. Уже с борта парохода он пишет Блюментритту: «Чем ближе я к своей родине, тем сильнее желание вернуться на Филиппины. Я знаю, все считают это глупостью. Но что-то толкает меня. Что это — судьба или несчастье? Не могу не увидеть родину».
ОТ ГОНКОНГА ДО ДАПИТАНА
И возможно, домой возвратившись,
не найдет он родного угла,
а увидит руины под снегом,
и могилы, и ту, что его предала.
Хосе Рисаль. Песнь странника
Рисаль поднимается на борт в крайне угнетенном состоянии духа. Но ничто не действует на него так успокаивающе, как морские путешествия. Вот и сейчас он быстро восстанавливает душевное спокойствие, чему способствует размеренный ритм жизни. Он плывет на пароходе «Мельбурн», конечно же, первым классом — ведь он так любит комфорт. О комфорте позаботился Хосе Мария Баса, знающий привычки своего друга. Рисаль любуется морскими видами, записывает в дневнике: «Прекрасный закат: фиолетовые облака отделены от горизонта оранжевой полосой. Вот на фиолетовых облаках появились золотые блики, и море начинает полыхать огнем… Солнце садится и становится все краснее, а оранжевая полоса — ярче». Отметим насыщенную цветовую палитру в описании Рисаля — его не привлекают переходы, полутона, он отмечает только яркие цветовые контрасты, столь любимые филиппинцами. По той же эстетике контрастов он строит и свои произведения. «Красивое — значит яркое и контрастное» — таково эстетическое кредо филиппинцев.
В первом классе восемьдесят пассажиров, народ образованный, и Рисаль, верный своей привычке не упускать случая завести знакомство, быстро сходится почти со всеми. На палубе первого класса часто прогуливаются мужчина и женщина, судя по всему — английская супружеская чета. Сочтя момент благоприятным, Рисаль подходит к ним, вежливо приподнимает котелок и просит разрешения представиться. О да, он понимает, что представляться самому — некоторое нарушение респектабельности, но ведь им предстоит длительное совместное путешествие, и кто знает, может быть, общение с попутчиками скрасит долгий путь… Возражений нет — Ада и Уильям Прайер в значительной мере утратили английскую чопорность. Ведь Уильям с 1878 года живет на Северном Борнео, Ада всегда при нем. Он служит в пароходной компании, фрахтует суда, но вот теперь решил заняться освоением земель на Северном Борнео. Он возвращается из Лондона, где директора компании одобрили его проект и обещали всяческое содействие. Где именно будут осваиваться земли? Возле Сандакана, новая компания будет называться «Бритиш Норс Борнео девелопмент корпорейшн». Уильям станет ее управляющим. Но вот беда — район этот малонаселенный, народу явно не хватает.
Слова Уильяма Прайера («человека типа Стэнли», — записывает Рисаль в дневнике) и Ады Прайер («женщины прямой и энергичной», — гласит запись в том же дневнике) западают в душу Рисаля. Уединившись в каюте, он обдумывает услышанное, а после ужина, во время вечерней прогулки по верхней палубе, вновь подходит к супружеской чете. Как они отнеслись бы к идее заселить территорию вокруг Сандакана филиппинцами? Прайер — деловой человек и тут же схватывает открывающиеся возможности: это было бы превосходно. Условия? Пока говорить рано, но, полагает он, землю можно было бы предоставить по низкой цене, в сущности — символической. Сколько земли? Сколько угодно, многие тысячи акров. Предложение Рисаля настолько увлекает Прайера, что скоро просителем становится он, а не Рисаль. Сколько людей может поставить мистер Рисаль? Кто согласится поехать на неосвоенный остров? Рисаль излагает ему то, что обдумал, уединившись в каюте: на Филиппинах есть множество людей, подвергающихся преследованиям властей, прежде всего в его родной Каламбе. Они опытны в обработке земли, имеют все необходимые навыки. «Прекрасно!» — восклицает мистер Прайер. Политические взгляды будущих поселенцев его не интересуют, главное — они умеют работать на земле. Он заставляет Рисаля дать слово, что тот приедет к нему в Сандакан и сам все посмотрит на месте. Этот проект они обсуждают каждый день, уточняют детали. «Я опять долго разговаривал с сеньором Прайером о колонизации», — чуть ли не каждый день записывает Рисаль в дневнике…
Книга посвящена жизни филиппинцев, их обычаям, культурным ценностям, психологии. Особое внимание уделено проблеме взаимодействия филиппинской культуры с испанской и американской, показан ущерб, причиненный колониализмом духовной жизни страны.
Вступительная статья к избранным произведениям филиппинского англоязычного прозаика, драматурга, поэта и эссеиста Ника (Никомедеса) Хоакина.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.