Хосе Рисаль - [75]

По прибытии в Мадрид Рисаль, которого беспокоит излишняя задиристость филиппинцев, сам начинает с вызова. Он приезжает хлопотать по делу Каламбы, просматривает испанские газеты и в одной из них, «Ла Эпока», читает такие строки: «Не успел сеньор Хосе Рисаль приехать в Каламбу из Европы, как арендаторы отказались платить ренту — и прежде всего друзья и родственники Рисаля». Статья подписана «Десенганьос» — псевдоним Венсеслао Реганы. В этих строках, собственно, нет ничего нового: со времени возвращения Рисаля с Филиппин прошло уже два года, и в течение этого времени газеты не раз писали о его «подрывной деятельности». Но тут, по мнению Рисаля, затрагивается честь его семьи. Ретана дает живое описание последовавших событий: «Через двадцать четыре часа после появления этих строк в газете ко мне уже стучались секунданты Рисаля… Вызов удивил меня — ведь я не сообщил ничего нового. Один из секундантов счел нужным объяснить все откровенно и сказал: «Сеньор Рисаль не обращает внимания на нападки в свой адрес, но он не потерпит нападок в адрес своих родственников». Ретана без труда доказывает, что не он первый так отзывается о семье Рисаля. Вызов отменяется, и Ретана замечает: «Преданность Рисаля не знает пределов».

И это не единственный вызов. По случаю приезда своего вождя филиппинские эмигранты устраивают прием. Под влиянием винных паров Антонио Луна бросает не совсем почтительные слова о Нелли Бустед. Рисаль немедленно вызывает соратника — затронута честь женщины! Тут же оба находят секундантов, назначается время и место дуэли. Наутро проспавшийся Луна берет назад свои слова, и конфликт улаживается. Хуан Луна снова делает суровый выговор младшему брату и советует филиппинцам впредь выполнять просьбу самого Антонио — связывать его всякий раз, когда тот хватит лишнего.

Рисаль начинает хлопоты по делу Каламбы, но ему сразу же становится ясно, что оно проиграно, — как раз в это время стало известно, что Каламба сожжена. Это тяжелый удар для Рисаля. Но беда не приходит одна. Эта существующая на многих языках (в том числе и на тагальском) пословица оправдывается применительно к Рисалю самым печальным образом. На этот раз речь идет о Леонор Ривере.

Личная жизнь Рисаля отличается достаточным разнообразием. Но выносить оценки относительно его верности Леонор можно только на основании норм той культуры, к которой принадлежит сам Рисаль. Женщины занимают в его жизни немалое место. Уже после отъезда с Филиппин у него были серьезные увлечения, не говоря уже о временном браке в Японии. Однако с точки зрения филиппинских норм нравственности все это вполне допустимо, даже, пожалуй, необходимо для нормального мужчины. Никому из окружающих, да и ему самому и в голову не приходит, что эти увлечения наносят ущерб его отношениям с Леонор. Только когда дело доходит до «угрозы брака» (а это, напомним, случилось трижды: в Лондоне, в Брюсселе и в Париже), встает вопрос о верности Леонор, и Рисаль всегда решает его в ее пользу.

Но странно — со времени отъезда из Манилы он не получил от нее ни одного письма, хотя пишет ей регулярно, жалуется на молчание, умоляет черкнуть хоть слово. И вот ответ приходит — но какой ответ!

…Как-то раз вскоре после приезда в Мадрид Рисаль принимает у себя Галикано Ацасибле, друга детства, бывшего «мушкетера», неизменно хранящего верность своему «капитану де Тревилю». «Капитан» излагает план дальнейшей кампании борьбы, говорит о том, что существует единая филиппинская нация, а раз так, не пора ли отказаться от политики ассимиляционизма? Не пора ли задуматься над обретением полной независимости от испанцев? Что дадут представительство в кортесах, распространение на Филиппинах испанских законов? Ничего. Хуже того, это утяжелит цепи зависимости. Галикано все это внове, и он слушает своего «капитана», стараясь не пропустить ни слова. Открываются новые горизонты, ставятся новые задачи, будущее Филиппин предстает совсем в ином свете…

Монолог Пепе прерывает стук в дверь. «Письмо сеньору Рисалю», — возвещает хозяйка пансионата. Досадливо поморщившись, Пепе отворяет дверь, берет письмо и хочет положить его на стол, не читая, чтобы не прерывать беседу. Но это письмо из Манилы, и написано оно рукой Леонор — первая весточка за два года. Забыв о присутствии гостя, Пепе тут же вскрывает письмо и жадно читает. Сначала он ничего не понимает, перечитывает письмо еще раз, и, когда смысл прочитанного доходит до него, его буквально парализует. Галикано усаживает друга на диван, дает воды. Дорогого Пепе, стойкого и мужественного «капитана», душат рыдания. «Он плакал как ребенок», — вспоминает Галикано годы спустя.

…Леонор пишет, что выходит замуж. Это необходимо, этого требуют родители, прежде всего мать. Будущий муж Леонор — англичанин, инженер Генри Киппинг. Он строит железную дорогу из Манилы на север, а в Дагупапе, родном городе Леонор, его контора. Он стал желанным гостем в доме Ривера и особенно приглянулся матери Леонор, Елизавете Ривере. Сахи Киппинг — достойное порождение викторианской Англии, джентльмен до кончика пальцев. Леонор по настоянию матери согласилась стать его женой, по честно рассказала жениху, что помолвлена с Рисалем. Для британского джентльмена это не препятствие — он с уважением относится к прошлым чувствам своей будущей супруги, но требует, чтобы всякие отношения были прерваны отныне и навсегда. Елизавета Ривера разрешает дочери написать письмо бывшему суженому, но, разумеется, это письмо должно быть единственным и последним.