Хосе Рисаль - [55]

Он уже достаточно четко формулирует отказ от надежд на Испанию и столь же четко противопоставляет филиппинцев испанцам. Однако надо подчеркнуть, что противопоставление это не распространяется на сферу культуры. Будучи илюстрадо и испанофилом по своей культурной ориентации, Рисаль до конца сохраняет глубокое уважение к испанской культуре. Ее влияние на него сказывается во всем — вплоть до пристрастия к таким оборотам речи, как «посмотреть на быка вблизи». Рисаль никогда не верил в «черную легенду» — так в истории испанской общественной мысли называют взгляд на Испанию л испанцев, согласно которому все связанное с Испанией изображается как «летопись испанской жестокости, зверства, глупости, трусости, дурного колониального правления, жажды золота и деспотизма». Все это, разумеется, было, но было не только это, а что до зверств, то в них повинен не один испанский колониализм. «Черная легенда» зародилась еще во время войн Карла V и Филиппа II в Нижней Европе и быстро распространилась в других странах, прежде всего протестантских, существует она и по сей день. Эта легенда не отделяет преступлений испанского колониализма от испанской культуры и испанского народа. Очерняя Испанию и все испанское, она призвана обелить и оправдать преступления других колониальных держав. Рисаль никогда не разделял этого взгляда, он видел зло, чинимое испанскими властями и монахами, но отказывался обвинять в нем весь испанский народ. Глубокое уважение и даже преклонение перед испанской культурой Рисаль пронес через всю жизнь, и оно отразилось на всем его творчестве.

Уважение к великому народу и к великой культуре отнюдь не мешает Рисалю бороться за дело филиппинцев. Но как бороться на самих Филиппинах, где власти никому не дают поднять голову, где монахи жаждут расправы с ним и где, наконец, он сам обещал семье не совершать ничего, что могло бы поставить под угрозу ее благополучие? Раз ничего нельзя сказать, остается одно — писать, писать с надеждой, которую питал герой его романа философ Тасио: когда-нибудь люди прочтут и поймут написанное им. Он начинает еще один роман. Первый роман был диагнозом филиппинскому обществу, второй будет прогнозом: он опишет течение болезни и ее исход (все эти медицинские уподобления принадлежат самому Рисалю — ведь по образованию он врач). Его называют флибустьером? Пусть! Он напишет о флибустьерах — кто они, чего хотят, за что борются. Рисаль составляет план романа, набрасывает несколько страниц, по потом оставляет работу — не до того. Да и постоянно находящийся рядом Андраде, хоть он и кабальеро, все же официально приставленный соглядатай — может сообщить властям, те примут его писательскую деятельность за еще одну попытку расшатать основы режима. Роман отложен.

Не только перипетии «дела Каламбы», не только не-прекращающаяся травля, не только медицинская практика мешают ему сосредоточиться. Ведь у него есть и дела личные — здесь, совсем недалеко, живет Леонор Ривера. Говоря о пребывании Рисаля на родине, нельзя обойти вниманием его отношения с возлюбленной, потому что история эта уж очень филиппинская. Они не виделись пять лет, но регулярно переписывались. За эти пять лет их чувства не угасли, напротив, разгорелись с новой силой. Родители обоих дали согласие на брак еще до отъезда Рисаля в Европу. Казалось бы, первое, что должен сделать Рисаль, — встретиться с Леонор.

Сразу после приезда он заводит разговор об этом: ведь родители знают о его намерениях и одобряют их; Леонор, признанная красавица из состоятельной семьи, — завидная партия и отвергла множество выгодных предложений. Его долг и страстное желание — увидеться с нею. Дон Франсиско, выслушав сына, сначала молчит, а потом коротко роняет, — «Нет!» Рисаль потрясен, отец же не считает нужным объясниться. Сын сам должен понимать: он стал опасным человеком. Все говорят, что он произнес «подрывную» речь в честь филиппинских художников. Дон Франсиско читал ее, мало что понял, но если уважаемые люди говорят, что этой речью сын вызвал недовольство властей, значит, так оно и есть. Все вокруг твердят, что книга, написанная сыном, — бочка с порохом. II в этом дон Франсиско не очень разбирается, но нельзя же игнорировать мнение окружающих. Сын снискал славу «флибустьера», а это опасная слава. Семья не может отказаться от него, но было бы крайне неосторожно подвергать опасности еще и семейство Ривера — ведь они тоже родственники. Итак, категорическое «нет». Как это пи поразительно, «европеизированный» Рисаль не осмеливается ослушаться.

Леонор тоже рвется к любимому. Антонио и Елизавета Ривера полны сомнений: да, молодые люди любят друг друга, все это знают. Однако Рисаль сейчас несет в себе опасность для других. Может быть, потом, когда все уляжется… Дон Антонио собирается в Манилу, Леонор робко просит взять ее с собой — в надежде увидеть дорогого Пепе. И здесь звучит категорическое «нет». Нарушить родительский запрет невозможно. Встречи не будет. Три года спустя Рисаль так объяснит свое поведение в письме к одной из сестер: «Прошу тебя — чти седины наших родителей, они уже стары, и мы должны покрыть их старость славой. В любви родителей есть доля эгоизма, но и он — следствие чрезмерной любви. Ты хорошо знаешь, что я должен был и мог бы поехать в Пангасинан (провинция, где жила Леонор. —