Хоровод - [9]

С правой стороны дороги, выступая чуть вперед, в ряду других стоял дом Лизы Агафоновой. Занавески на окнах задернуты, из-за ставня торчат сегодняшние газеты. Спокойное село; никто на чужое не позарится: ни газеты, ни ведра с чужого двора не прихватит. Даже чересчур спокойное село. В один момент ко всему хорошему привыкли. Та же Лизавета Агафонова. Въехала в новый дом и глазом не повела. Мебель рижскую из райцентра привезла, телевизор старый сменила. К чему люди годами шли, рубль к рублю складывали, она одним махом получила. Конечно, на ферме ей досталось. А с другой стороны, если работа в радость… А и велика ли радость: вставать в четыре утра, после первой дойки домой нестись, детей поднимать, в ясли собирать и тут же опять на ферму. Группу себе взяла первотелок, на всю область прогремела. Ох ты Лиза-Лизавета! Откуда силы взялись еще и на любовь, на Сашку этого, будь он неладен! Хоть бы какой надежный парень был: ну, некрасивый там, нерасторопный. А то ведь как нарисовал кто. Высокий, ладный, улыбнется, словно светом озарит. Нинка недавно сказала: «У нас в классе все парни какие-то неинтересные. Ни одного такого, как Саша Петраков».

Она тогда мимо ушей дочкины слова пропустила, а сегодня вспомнились. Что же это делается: что же это он на своих невест не смотрит?

Это все Лизка. Упорная, задумает что — ни на кого не оглянется. Училась хорошо. А в институт не попала. В техникум взяли без экзаменов, сразу на третий курс. Поучилась бы два года и диплом привезла бы. Да не доучилась. А вместо диплома привезла мужа. Хоть на пальто уже пуговицы с петлями не сходились, затеяла свадьбу. Мать Лизкина в дом дочь не пустила. Приютила Гераниха. Мать и на свадьбу не пришла, а утром под окном у Геранихи кричала, в ставню кулаком била, проклинала Лизку. Потом уж, когда родился первый внук, пришла в себя, примирилась.

Полина Ивановна вспомнила, как два года назад приходила к ней Лизкина мать, жаловалась, что дочь прямо из окна побросала на улицу мужнины вещички и тот не стал их подбирать, уехал. Лежат, мол, те вещи уже второй день в пыли, пугают людей. Лизавета в то время ждала второго, и Полина Ивановна посоветовала матери собрать и унести к себе вещи зятя.

— Детей рожают, значит, никуда друг от друга не денутся.

Через несколько дней вернулся муж Лизаветы. Как приехал, так и уехал. Лизавета ему даже двери не открыла.

Старый и малый в деревне ближе друг другу, чем молодые, у которых разница в годах небольшая. Три, четыре, пять лет разницы, как река в разливе — берегу берега не видать. Саше Петракову стукнуло восемнадцать. Лизе Агафоновой — двадцать три. На одной улице выросли, все друг про друга знали, а ни разу в жизни не поздоровались. Лиза школу закончила, Саша только в шестой перешел. Лиза замуж вышла, из города вернулась, ребенка родила, Саша в восьмой перешел.

Красивых детей нарожала Лиза. Старший Володя — мужичок, глаза синие, круглые, на щеках ямочки, присуха всей улицы, мимо не пройдешь. На голове такая золотая карусель, что и кудрями не назовешь, а какое-то бы надо отдельное слово придумать. Младший Миша, пока еще просто годовалый мальчик, обуза и жизненное неудобство старшего Володи. Мать Мишу одевает — Володя в пальто и шарфе парится, ждет. Мать Мишу кормит — брат из-за стола не вылезает, нельзя.

Саша Петраков появился в Лизиной жизни летом. Послали его тогда временно на ферму, помощником механика на раздачу кормов. Доярки на фермах почти все в годах, но парня приняли по-молодому насмешливо, дали прозвище «жених». Не обижали, просто в минуты отдыха веселились вокруг него.

— Сашок, что-то с тебя Травиата глаз не сводит, вздыхает, как завидит?

Травиата, степенная корова-рекордистка, стоявшая крайней в Лизином ряду, и в самом деле чем-то выделяла Сашу: провожала глазами, тянула голову, когда он подходил к кормушке.

Лизе не нравились такие шуточки. На совещании однажды сказала:

— Своих детей хоть куда, хоть тарелки в городских столовках таскать, только бы не на ферму, и у других охоту отбиваете. Пришел парень, работящий, скромный, его бы завлечь работой, чтоб полюбил это дело, а кругом одни насмешки.

— Так он же временный, ему только до армии время скоротать…

— Вот и завлеки, ты же у нас самая передовая…

Крикнул кто-то из женщин это слово «завлеки», и все тут же примолкли, устыдились. Кого уж ей завлекать, этой Лизке, со своим-то «приданым». Хорошие детки, ничего плохого не скажешь, но какому жениху нужны? Лизка, конечно, по молодости хвост трубой: «Много детей — когда один, а когда двое, они взаимоуничтожаются». Но эти слова от гордости, от Лизкиного среднего образования, а не от жизни. Может, появится кто в селе из приезжих, зацепится за Лизку и возьмет с детьми, все может быть, все бывает…

А она взяла и завлекла Сашку. День за днем, не загадывая, не желая того, незаметно для себя и для других. Не видела она его лица, не выделяла среди других его голоса, был он товарищем в работе, а Лизавета умела ценить товарищество.

— Саша, когда силос вскрывать будут, ты верхний слой сними и в сторону. Он еще не готов, пусть полежит.

Сашка не подводил: из новой траншеи силос поступал сочный, улежавшийся.