Хороший, плохой, пушистый - [17]

– Ну что за люди! – Миссис Беверли неодобрительно охнула, подумав, что жабу выбросили на улицу жестокосердные хозяева, не удосужившиеся даже стерилизовать свою когда-то домашнюю питомицу.

Хоть у библиотекаря и не было опыта общения с земноводными, она назвала жабу Дики, и вскоре та стала известной любимицей посетителей библиотеки. Дики сидела на плечах детей, когда те читали, плескалась в раковинах в мужском туалете и построила за ксероксом гнездо из старых скомканных, невостребованных экземпляров «церковного вестника». Беззаботное отношение Дики к жизни убедило миссис Беверли отложить выход на пенсию и достигнуть душевного мира, которого она лишилась в семь лет, когда ее отец удрал с торговкой рыбой.

Бартоломью и я (и странное пространство между нами)

Тем снежным вечером приятной наружности апельсиновый кот с торчащими усами по имени Бартоломью возник, словно ниоткуда, у двери Кеннета, закоренелого холостяка. Кеннет так и не научился любить, удалился в обветшалый коттедж на побережье Северного Девоншира и, отдавшись судостроению, повел одинокую жизнь. До возникновения кота Кеннет, по причинам некой тайной, подавляемой детской травмы, стал испытывать к дереву такие глубокие чувства, какие люди обычно адресуют живому, и его немногочисленные друзья забеспокоились о нем.

– Как тебя зовут? – спросил Кеннет кота после его загадочного появления.

Но не получил ответа, поскольку явившийся был котом и не мог выразить свои мысли по-английски. Кеннет напоил его сгущенным молоком, и кот с почти человеческим вздохом развалился на диване на старом одеяле, подаренном Кеннету его любимой покойной бабушкой. На следующий день Бартоломью ушел, и жизнь Кеннета вошла в прежнее русло.

Арестованные щенки

В Британию из Афганистана прибыли три щенка-спасателя и принялись «лечить» неблагодарную семью. К несчастью, семье не понравились благодеяния щенков, и их отдали соседям, где с семейными отношениями было все в порядке.

Джон: несносная сова

Полярная сова Джон принадлежит одинокой школьной учительнице Марте. Они вдвоем поехали на машине в путешествие по Америке – посещали исторические места, изучали жизнь других пернатых. Оказалось, что Джон никак не проявляет свою личность – постоянно смотрит в пространство и отказывается выходить из «Хонды Сивик» Марты. Отношения достигли критической точки, когда они осматривали самое большое гигантское красное дерево. Все, на что оказался способен Джон, – выдать катышек и раздраженно моргнуть.

Дэвид, огромный дьявольский козел

Успех к писателю Джиму пришел после публикации книг «Прогулки с моей собакой в Северном Йоркшире», «Прогулки с моей собакой в Южном Йоркшире» и «Прогулки с моей собакой в Западном Йоркшире». Но провал продаж его четвертой книги «Прогулки с моей собакой в Восточном Йоркшире и некоторых, ранее неописанных местах Северного, Южного и Западного Йоркшира» навел издателей на мысль приобрести козла – исключительно для того, чтобы Джим мог написать и о нем. В пику его прежней идее купить хищную птицу, заставить родных обучить ее всяким фокусам, чтобы потом написать мемуары под названием «Виражи нашей пустельги в темноте». Неприятности начались, когда закончился выданный издательством аванс – был потрачен на строительство загона для Дэвида и организации козлозащиты сада. Они рассорились с редактором – Джим утверждал, что виноват во всем тот, – но затем помирились, решив, что описание их распрей украсит повествование. Проблемы с Дэвидом продолжались, потому что всякий, кто его видел, утверждал, будто у него дьявольские глаза. Казалось, удача повернется к Джиму после того, как он познакомился с Мариссой, грубоватой, но симпатичной гадалкой цыганского происхождения. Однако ничего не получилось.

Размер имеет значение

К лету 2011 года моя вечерняя жизнь обрела порядок, видимо похожий на тот, какой формируется у многих тридцатипятилетних холостяков, чье существование определяют их кошки. Пожалуй, слишком увлекался взятыми напрокат дисками с киноэпопеями, отвлекаясь на «Твиттер», «Фейсбук» и письма, но делал перерывы, чтобы при помощи кофейной кружки спасти очередную мышь или осторожно оторвать от своей лодыжки маленькие челюсти. Последнее действие производят не все тридцатипятилетние владельцы кошек, а только один – хозяин Шипли. Я ел здоровую пищу и таращился в экран. А если часто разговаривал с котами, то убеждал себя, что это лучше, чем говорить с собой, и это тоже активная социальная жизнь.

Самые оживленные беседы происходили с Шипли и Ральфом, ни один из которых так и не осознал, что не все в жизни должно иметь звуковую дорожку. Винить, кроме себя, мне некого. Их громогласность год от года все больше выходила из-под контроля, но, проведя столько времени в обществе отца, деда и дяди Кена, не могу не признать, что данное качество присуще нашей семье, и с этим ничего не поделать. Именно уровень производимого котами шума позволяет поверить, что они из одного помета, хотя внешностью похожи не больше, чем лев-недоросток и паукообразная обезьяна.

Их появление всегда сопровождается фанфарами. Нисколько не сомневаюсь, будь у них по маленькому горну, они трубили бы в них, пролезая в кошачий люк. Я надеялся, что хотя бы раз, врываясь в дом и мяукая на пределе своих голосов, они зовут меня на помощь к раненому зверю или упавшему в колодец ребенку, но ничего подобного не случалось.