«Дорогой Дэниел!
Господи, как же получилось официально. Я так не хотела. Или хотела? Как во многом другом, я в этом неуверена (или надо писать «не уверена», ты бы, разумеется, не сомневался). Черт! Я бы начала письмо снова, но уж и так делала это три раза, к тому же опаздываю на самолет.
Улетаю, и очень далеко, но не могу тебе сказать куда. Отчасти хочу, но в этом нет никакого смысла, поскольку не знаю, сколько там пробуду. Впрочем, лучше как есть. Чушь, конечно. Я хочу сказать, что это для меня лучше как есть. Но не для тебя, хотя знаю, что ты справишься, потому что ты сильный, практичный и немного черствый.
Вскоре пообщаемся подольше, когда у меня появится настроение, которого теперь, как ты понимаешь, нет, иначе бы я не улепетывала в астрал! (Шутка: не потеряла ведь чувства юмора, как ты заявил недавно.) Ладно, согласна, в сложившихся обстоятельствах не смешно. Так и вижу, как ты стоишь у стола и читаешь эти строки. Извини, дорогой Дэниел. Я трусиха. Хоть это-то выяснила про себя. К тому же переживаю из-за своего любимого Догго – виню одну себя. Чего я только не передумала. А о чем, собственно, я думала? Что Догго все изменит, даже исцелит нас. Тебе не понравится это слово, поскольку ты терпеть не можешь, когда я говорю о путешествиях, энергиях и – да, да – об ангелах.
Но суть в том, что я действительно в них верю. А ты нет. Не в этом ли дело? Не исключено. Я привыкла любить твою вежливую терпимость и скептическую улыбку, но теперь меня от нее воротит. Она кажется циничной и высокомерной, словно у тебя имеются ответы на все вопросы. А разве они есть? Их нет ни у кого. И это тебе пора понять, как я поняла, что трусиха. Наверное, я могу находиться рядом только с таким мужчиной, который верит в ангелов. Не беспокойся, это не означает, что я свалила с Брендоном. Он – придурок. Я безоговорочно ставлю тебя выше него. Если хочешь, считай это комплиментом. Нет, я уезжаю одна, руководствуясь своей интуицией. Сама по себе, и рядом никого, только я и тот, кого ты в шутку прозвал Тем, которого нельзя называть по имени. Знаю, ты считаешь его плодом моего болезненного воображения, но верю, что он здесь, присматривает за мной, и ты не станешь отрицать, что это чувство реальное (даже если ты прав насчет ангелов, хотя это совершенно не так).
Отведи Догго обратно. Интуиция подсказывает мне, что ты получишь ту работу – нельзя же оставлять его на целый день запертым в квартире. Это было бы нечестно по отношению к нему, а вы ведь и так не без ума друг от друга. Догго сейчас рядом и пожирает тебя своим взглядом? Клянусь, когда собирала чемодан, он смотрел на меня с таким презрением, словно понимал, что́ я задумала. Разумеется, это не так – он просто маленькая, страшненькая собачка. Ладно, не такая уж страшненькая, но ты понимаешь, что я хочу сказать: особой красотой бедолага не отягощен. Когда я впервые увидела Догго, мне стало его жаль. Зря я впуталась в его жизнь. Но он, по крайней мере, сменил обстановку, побывав, хоть недолго, в отпуске. Я бы сама отвезла его обратно, но нет времени. Видишь ли, я не планировала бегства – накатило внезапно: поняла, как надо поступить, и начала действовать.
Может, я совершаю самую большую в жизни ошибку? Вряд ли. Мы подошли к черте, где собирались принять решение, которое было бы для нас неправильным – определенно неправильным для меня, но и для тебя, наверное, тоже. Не злись на меня, Дэниел. Ты, конечно, почувствуешь себя униженным, но могло получиться хуже. Я сбегаю от тебя не от алтаря, к тому же все назовут меня стервой, и от этого тебе будет легче. Пожалуйста, не пытайся разыскать меня и не звони. Это бессмысленно: когда ты станешь это читать, я уже буду в воздухе.
Любви тебе и света.
Клара ХХХХХХХХХ
P. S. Перечитала письмо и поняла, что выразилась недостаточно ясно. Между нами все кончено, по крайней мере на данный момент, что означает навсегда, хотя как знать. Никогда не говори никогда – ведь так? Мне нужно почувствовать себя открытой другим возможностям (ладно, признаю, я говорю о других мужчинах). Не могу тебе запретить делать все, что пожелаешь, но если переспишь с Полли, я тебя убью. Она молода, беззащитна и благоговеет перед тобой. Полли – моя младшая сестренка, поэтому, как говорят итальянцы, non toccare[1] (сразу вспомнился сувенирный магазин в Луке, где ты купил мне жуткую китайскую статуэтку Девы Марии, решив, что она похожа на моего отца, переодетого в женское платье)».
Я осторожно положил письмо на стол. Черствый? Неужели? Циничный и высокомерный? Никогда не считал себя лучше ее. Это была наша маленькая игра, и мы сами придумали правила. Астрология, прошлые жизни, ангелы-хранители – чего бы ни касалось, энтузиасткой выступала Клара, а я охлаждал ее пыл. Мы согласились, что отличаемся друг от друга, и посмеивались над этим, понимая: то, что имеем, больше всего остального. А имели мы любовь. И в этом были едины. Как же она может ломать правила и после четырех лет бросаться в самолет и исчезать?! Это же и моя жизнь!
