Хороший год - [60]

Шрифт
Интервал

Все принялись за еду, а Макс по-английски и по-французски (ради Фанни) рассказал о проделках местного нотариуса, и друзья завертели головой, высматривая среди собравшихся Натали Озе. Первой ее заметила Фанни. Натали сидела за столом вместе с четой Вильнёв-Лубэ и стройным, модно одетым пожилым господином. Презрительно фыркнув, Фанни назвала его accessoire[174] Натали. Макс же искренне обрадовался ее появлению. Навряд ли она пришла бы, если бы Руссель проговорился ей про вино. Но пусть лучше эта история подождет до завтра.

Сыграв несколько номеров, восторженно принятых публикой, аккордеонисты вернулись в кафе и налегли на анисовый ликер; диск-жокей тем временем отлаживал звук. Сначала из усилителей раздался треск, но его тут же сменила ритмичная музыка, и площадь заполнил тягучий, хрипловатый и неотразимо обольстительный голос Дианы Кролл. Пела она по-английски, но всем было ясно, что это не просто песня, а зовущий к любовным утехам жаркий шепот:

Кто знает, что ждет там в ночи,
Но пока месяц в небе сияет
И от нежности сердце тает,
Пусть мелодия эта звучит.

Макс встал, взял Фанни за руку и ощутил под пальцами ее учащенный пульс.

Кристи улыбнулась и подмигнула:

— Танцуйте в свое удовольствие, будто вокруг ни души.

И они отдались танцу под одобрительными взглядами tout le village[175], только Гастон был мрачен.

ГЛАВА 18

На следующее утро мадам Паспарту явилась позднее, чем всегда, и сновала по дому тихо, как мышка, без обычного грохота. Некоторый перебор с танцами и вином давал себя знать, и наутро она испытывала упадок сил, поэтому хозяйственные дела не вызывали прежнего рвения. На сей раз она не распахнула ставни настежь, а осторожно их открыла; пылесос, от рева которого тяжелые с похмелья головы прямо-таки раскалываются от боли, пока мирно стоял в кладовке.

В доме царила тишина, изредка нарушаемая глухим стоном, доносящимся из водопровода. Но если бы распаленное любопытство мадам Паспарту могло быть озвучено, раздался бы оглушительный вопль. Накануне вместе с приятелями и прочими жителями Сен-Пона она внимательнейшим образом наблюдала, как танцуют Кристи с Чарли и Макс с Фанни, и все зрители пришли к определенным выводам. А потому, учитывая особую привилегию мадам Паспарту — свободный доступ во все уголки дома, — друзья поручили ей выяснить, насколько обоснованны эти выводы. Разумеется, из самых лучших побуждений.

В задумчивости и сомнениях она стояла посреди кухни, ожидая наития свыше. Под каким предлогом — естественно, самым благовидным — может она открывать двери спален и считать головы на подушках? Висевшие на стене часы уже показывали почти половину одиннадцатого. И тут ее осенило. Ей припомнилось интервью, напечатанное как-то в журнале "Телерама". Отличная идея! Журналист расспрашивал известного английского киноактера, называя его un vrai Cockney[176]. Актер сказал, что все англичане обожают с утра пораньше выпить в постели чаю — настоящего чаю, настолько крепкого, что ложка в нем стоит торчком.

Мадам Паспарту налила в чайник воды и подготовила поднос с завтраком: заварочный чайник, чашки с блюдцами, сахарницу и кувшинчик с молоком (причуда странная, но англичане предпочитают именно чай с молоком). Затем, отыскав пачку пакетиков "Эрл Грей", вероятно, оставшихся еще от дяди Генри, заварила чай, как она надеялась, самым что ни на есть английским способом, поскольку оставила пару пакетиков киснуть в заварочном чайнике, пока настой не приобрел цвет креозота.

Поднявшись на второй этаж, она чуть помешкала и свернула налево, к спальне, приготовленной для Чарли. Склонив голову набок, постучала в дверь. В ответ — ни звука. Она опять постучала, затем толкнула дверь.

Глазам ее предстал типичный холостяцкий беспорядок: на кресле в углу кучей свалена небрежно сброшенная одежда. Но самого Чарли не видно и следа. Постель не тронута, как и коньяк на столике. С фотографии в рамке по-прежнему царственно улыбается королева; сама того не сознавая, мадам Паспарту улыбнулась в ответ. По всей видимости, парочка скрывается где-то еще. Так я и думала, пробормотала себе под нос мадам Паспарту.

Но не пропадать же свежезаваренному чаю, решила она и направилась в спальню Макса. Та же картина: совершенно пусто и постель не смята. Мадам Паспарту вернулась на площадку, обдумывая свой следующий шаг: не совершит ли она бестактность, если заглянет в спальню к американочке? Нет, ничего... И тут послышался шум подъезжающей машины. Мадам Паспарту, балансируя подносом, заспешила вниз; едва она вбежала в кухню, как вошел Макс — взъерошенный, небритый, с сияющим от счастья лицом и бумажной сумкой, в которой виднелись круассаны и французский батон.

— Прелесть что за утро! — воскликнул он и, к большому изумлению мадам Паспарту, расцеловал ее в обе щеки. — Как вы себя сегодня чувствуете, дорогая? Я только что вернулся из деревни. Чудный, прекрасный денек! Вы уже оправились от вчерашних танцев? — Он положил сумку с круассанами и батоном на стол и заметил поднос с чаем на двоих: — Что это? Завтрак в постель?

— Это я приготовила для месье Чарльза, но в спальне его нет.


Еще от автора Питер Мейл
Год в Провансе

Герои этой книги сделали то, о чем большинство из нас только мечтают: они купили в Провансе старый фермерский дом и начали в нем новую жизнь. Первый год в Любероне, стартовавший с настоящего провансальского ланча, вместил в себя еще много гастрономических радостей, неожиданных открытий и порой очень смешных приключений. Им пришлось столкнуться и с нелегкими испытаниями, начиная с попыток освоить непонятное местное наречие и кончая затянувшимся на целый год ремонтом. Кроме того, они научились игре в boules, побывали на козьих бегах и познали радости бытия в самой южной французской провинции.


Прованс навсегда

В продолжении книги «Год в Провансе» автор с юмором и любовью показывает жизнь этого французского края так, как может только лишь его постоянный житель.


Исповедь булочника

Первую запись о булочной «У Озе» Питер Мейл сделал в 1988 году, собирая материал для своего будущего бестселлера «Год в Провансе». После выхода в свет романа в булочную зачастили посетители. Им нужен был не только хлеб: они хотели получить рецепты и узнать секреты мастера, для того чтобы на собственных кухнях попытаться воссоздать великолепные творения Жерара Озе. Все это вы и найдете в «Исповеди булочника». Узнаете забавные истории о хлебе, познакомитесь с историей булочной Озе, получите множество полезных советов и, возможно, научитесь выпекать аппетитные багеты с хрустящей корочкой не хуже, чем это делает сам мастер.


Мои двадцать пять лет в Провансе

Где еще солнце светит триста дней в году? Где еще вы найдете настоящее rosé, иногда с ароматом винограда, иногда сухое – этот вкус лета в вашем бокале? Где еще козий сыр становится произведением искусства? И где еще живет столько дружелюбных людей со спокойным характером, которые ведут размеренную жизнь и лишены современной привычки нервничать и все время куда-то спешить? Перечень нескончаем, а ответ один – конечно в Провансе! В этом убеждены не только сами провансальцы, но и Питер Мейл, автор знаменитых книг об этом райском уголке на юге Франции, в котором он провел последние двадцать пять лет своей жизни, щедро делясь любовью к Провансу с миллионами своих читателей во всем мире.Впервые на русском языке!


По следу Сезанна

Питер Мейл угощает своих читателей очередным бестселлером — настоящим деликатесом, в котором в равных пропорциях смешаны любовь и гламур, высокое искусство и высокая кухня, преступление и фарс, юг Франции и другие замечательные места.Основные компоненты блюда: деспотичная нью-йоркская редакторша, знаменитая тем, что для бизнес-ланчей заказывает сразу два столика; главный злодей и мошенник от искусства; бесшабашный молодой фотограф, случайно ставший свидетелем того, как бесценное полотно Сезанна грузят в фургон сантехника; обаятельная героиня, которая потрясающе выглядит в берете.Ко всему этому по вкусу добавлены арт-дилеры, честные и не очень, художник, умеющий гениально подделывать великих мастеров, безжалостный бандит-наемник и легендарные повара, чьи любовно описанные кулинарные шедевры делают роман аппетитным, как птифуры, и бодрящим, как стаканчик пастиса.


Собачья жизнь

Знакомьтесь с Боем — это вдумчивый наблюдатель за поведением человека, остроумный и проницательный летописец современной жизни, ее радостей и противоречий. А вообще-то, он собака. В книге «Прованс навсегда» автор посвятил Бою отдельную главу и рассказал, как безродному прованскому «чучелу» удалось ловко обосноваться на седьмом небе собачьего рая — собственно, в доме Питера Мейла и его жены Дженни. В книге «Собачья жизнь» сам пес, взявшись за «мемуары» — ему есть что сказать миру! — повествует о своем непростом пути к «вершинам успеха», а кроме того, делится очень забавными и порой весьма колкими замечаниями относительно своих хозяев, их гастрономических привычек и образа жизни, странностей и чудачеств, и их бесконечных гостей.


Рекомендуем почитать
Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме

Книга Павла Парфина «Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме» — провинциальный постмодернизм со вкусом паприки и черного перца. Середина 2000-х. Витек Андрейченко, сороколетний мужчина, и шестнадцатилетняя Лиля — его новоявленная Лолита попадают в самые невероятные ситуации, путешествуя по родному городу. Девушка ласково называет Андрейченко Гюго. «Лиля свободно переводила с английского Набокова и говорила: „Ностальгия по работящему мужчине у меня от мамы“. Она хотела выглядеть самостоятельной и искала встречи с Андрейченко в местах людных и не очень, но, главное — имеющих хоть какое-то отношение к искусству». Повсюду Гюго и Лилю преследует молодой человек по прозвищу Колумб: он хочет отбить девушку у Андрейченко.