Холодный город - [9]

— Это из поэмы про империалистическую войну, — затараторил Иблисов, оттаскивая Димона в сторону за рукав. — Товарищ поэт весь вечер репетировал. Пойдемте, друзья, а то опоздаем, неудобно.

Перебежав на другую сторону проспекта, философ, не останавливаясь, потащил пьяных студентов в сторону улицы Плеханова, и не сбавлял темпа, пока они не повернули за угол.

Под огромной полукруглой колоннадой Музея религии и атеизма было темно, зато в проезде между колоннами и занесенным снегом сквериком был виден свет. Друзья, помогая друг другу, перебрались через сугроб и подошли к центральному входу. Здесь, на очищенном от снега пятачке, были припаркованы Мерседесы с большими бумажными пропусками на лобовых стеклах и несколько огромных Ниссанов с большими эмблемами на дверцах — вертикально стоящий меч на фоне овала с серпом и молотом и надписью «НКВД» на красной ленте. В железной бочке горели дрова, а водители в форменных кожаных куртках грелись, протягивая к огню руки.

Часовой, стоящий на ветру у входа в музей, долго и придирчиво проверял документы, которые Аполлионыч извлек из своей сумки. Наконец он отвел короткоствольный автомат в сторону и открыл тяжелую створку двери.

Внутри гремела музыка — «The End» Doors. Под гулкими сводами среди информационных стендов и витрин небольшими группами стояли люди с пластиковыми стаканчиками в руках. Не дав удивленным студентам поглазеть вокруг, философ потащил их раздеваться. Пожилой гардеробщик с орденскими планками на засаленном пиджаке принял их куртки и дубленку, но наотрез отказался брать сумку «Олимпиада-80»: «Только верхняя одежда и галоши. Шапки — в рукав!»

Под огромным плакатом «Пьянство в праздники — пережиток церковных предрассудков» располагался буфет. На двух столах с металлическими ножками стояли ровными рядами бутылки водки «Московская», запечатанные сургучом, и пластиковые стаканчики. На отдельном столе стояли металлические подносы с маленькими бутербродами: половинка вареного яйца и килька на черном хлебе. Полная буфетчица в белой куртке с надписью «Общепит» брала у подходивших гостей квадратные синие талоны, накалывала их на металлическую спицу на тяжелой подставке и выдавала взамен стаканчик водки и бутерброд.

— Талонов у меня нет, — развел руками Иблисов, — их распределяли через Союз писателей. Но тут должен быть коммерческий буфет. Пойдемте поищем.

По дороге Серый с интересом оглядывался. Присутствующие были одеты почти поголовно в джинсы Super Rifle и джинсовые же рубашки. Иногда попадались люди постарше в дорогих, явно импортных костюмах. Было несколько офицеров в форме с нарукавными эмблемами с вертикальным мечом, такими же, как на дверцах Ниссанов на улице. Возле стенда с винтажным плакатом «Попы помогают капиталу и мешают рабочему!» в окружении группы военных стояла знакомая фигура в красном плаще с капюшоном и черной полумаске. В руке незнакомца был бутерброд с килькой, которым он шутливо благословлял окружающих.

Коммерческий буфет оказался справа, возле бывшего входа в собор. В деревянной будочке, видимо, когда-то торговали свечами. Сейчас же в стеклянном окошке стояло баночное пиво Old Milwaukee по 0.65, литровые бутылки водки Smirnoff по 12.40 и почему-то пирожные эклеры по 0.20.

— А неплохо поэты живут! — заметил Димон. — Дороговато, конечно, но иногда можно себе позволить.

— Жаль денег не осталось, — проворчал Серый.

— Не стесняйтесь, товарищи поэты — заказывайте. Вы — мои гости, — великодушно предложил Аполлионыч.

Понижать градус было нельзя, но уж очень хотелось попробовать баночного пива. До этого друзьям приходилось держать в руках только пустые банки, которые высоко ценились в ленинградских домах в качестве подставок для карандашей.

— Товарищ, дайте нам три пива и три эклера, — сделал заказ Иблисов.

Буфетчик пощелкал костяшками счетов:

— С вас два доллара пятьдесят пять центов.

«Доллары!? — с ужасом понял Серый. — Откуда у нас доллары?» Ему ни разу в жизни не приходилось держать их в руках. То есть он знал, как они выглядят, но видел их только в кино в руках у отрицательных персонажей. Расстрельная 88-я статья УК РСФСР навсегда отбила у простых советских людей интерес к любым деньгам, кроме родных рублей и копеек. Аполлионыч, как ни в чем не бывало, достал из кармана зеленую бумажку и протянул ее в окошко.

— Сдача — в рублях по курсу Госбанка, — строго предупредил буфетчик.

— Давайте, — махнул рукой философ.

Пиво оказалось теплым и фантастически вкусным. В сочетании с эклерами оно образовывало во рту совершенно новый, незнакомый букет. Димон присел у колонны, смаковал пиво и с удовольствием подпевал доносящейся из алтаря музыке: «Angie, A-a-angie…»

Внезапно музыка оборвалась, захрипел-завыл микрофон и из динамиков хорошо поставленный голос объявил: «Товарищи! Сейчас состоится выступление нашего гостя — известного поэта, лауреата Ленинской премии Евгения Евтушенкова. Просим!» Раздались аплодисменты, и народ двинулся к алтарю.

Друзья залезли на широкий подоконник и затащили к себе Аполлионыча. С высоты был хорошо виден освещенный софитом алтарь. За аналоем стоял худой высокий мужчина в кожаной куртке Hells Angels и розовом берете. Брюки с золотистыми блестками загадочно мерцали над ярко-красными ботинками на высоких каблуках. Он поднял руку с листком бумаги и аплодисменты стихли. В тишине был слышен чей-то кашель. Выдержав эффектную паузу, поэт объявил нервным фальцетом: