Холодный город - [7]
— Реклама, — объяснил он друзьям, пробежав глазами бумажку, — «Жду вас на поэтическом вечере. Красный Шут». И череп с костями. Претенциозно…
Сунул карточку в карман и двинулся дальше. Добежал до угла, свернул направо, на Морскую. На другой стороне улицы, возле здания Азово-Донского банка, снег был уже почищен, но здесь дворник еще не успел поработать, и троице пришлось сойти на проезжую часть, так как тротуар превратился в сплошной сугроб. Из под арки Главного штаба, освещенной ярко-желтыми фонарями, навстречу им выезжал похожий на луноход снегоуборочный комбайн Unimog.
Прямо напротив банка сквозь снегопад светила вертикальная вывеска «Гостиница Франция ***». Швейцара здесь не было. Философ сам толкнул тяжелую створку и пропустил друзей вперед. В маленьком вестибюле гостиницы было тихо. Умиротворенно мерцала электрическая лампадка под хорошей копией Казанской иконы Божией Матери. Вокруг стеклянного столика сидели трое финнов в мешковатых костюмах с партийными значками на лацканах — Отто Куусинен на фоне красного знамени. Пространство вокруг их кресел было заполнено большими пластиковыми пакетами с логотипом «Harrods—Gostiny Dvor» и картонными коробками с бытовой техникой. На стеклянной поверхности стола на развернутой замасленной бумаге лежали бутерброды с колбасой и стояла начатая бутылка молока. Черно-белый телевизор на стойке транслировал новостной канал без звука. Бегущая строка внизу сообщала, что «…очередная группа студентов арестована за распространение антиправительственных листовок на площади Милюкова…». Иблисов уверенным шагом прошел мимо портье и стал спускаться в полуподвал, куда указывала светящаяся стрелка с надписью «BAR».
В полумраке было тепло и накурено. Посетителей было мало, несмотря на вечер пятницы. Здоровенный Grundig, медленно вращая бобинами и покачивая стрелками индикаторов, заполнял пространство летящими трелями трубы Майлза Девиса. В ультрафиолетовой подсветке пронзительно сияли белая рубашка, зубы и белки глаз негра-бармена.
— Здравствуй, Феденька, — поприветствовал его философ, стряхивая снег с дубленки. — Приютишь покорителей полюса?
— Всегда рады, господин Блум. Что пить будете?
— А сделай-ка ты нам, любезный, ирландского кофею. Только по зимнему варианту — виски не жалей!
Сложив куртки на свободное кресло, друзья устроились на полукруглом диванчике в углу бара.
— Почему бармен назвал вас «господин Блум»? — спросил Димон.
— Будем считать это творческим псевдонимом. Когда я совершаю пятничный вояж по любимым местам, мне хочется быть Блумом. Хотите, и вам придумаем «дорожные имена»? Вот вам, Серый, подошло бы имя Дедал. Вы не против?
— Я бы предпочел остаться при своем обычном имени, — вежливо, но твердо ответил Серый.
— Ну, как знаете. Имена — это всего лишь терминология узкого социума. Оттого, что я назову стул сиденьем, его потребительские свойства не изменятся. Ни концепт, ни денотат не пострадают.
— Кроме «семантического треугольника» существует еще и магия имени.
— Понятно, — усмехнулся Иблисов, — как корабль назовете…
В этот момент бармен поставил на стол поднос с тремя высокими бокалами. У каждого бокала сбоку была ручка как у чайной чашки, а сверху красовалась шапка взбитых сливок.
— Ваш заказ, господин Блум.
— А что это у тебя, Феденька, с рукой? — спросил философ, обратив внимание на аккуратные полоски пластыря на пальцах негра.
— С Тапио отношения выясняли.
— Это с каким Тапио?
— Да, водитель финский. Ездит сюда каждые две недели, привозит грибы соленые на продажу, водку ихнюю дешевую — сами знаете, как они там живут при коммунистах.
— Что же вы не поделили? Водка несвежая оказалась?
— Странный они народ, эти финны. Социализм этот у них в печенках сидит, кроют его между собой почем зря, но стоит иностранцу про Куусинена слово плохое сказать — в горло готовы вцепиться.
— Что же, Феденька, у каждого своя правда. А ведь сказано: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». Вот и не надо им мешать…
— Так ведь они себя умнее нас считают. Про социальную справедливость рассуждают, ходят тут, поучают. А мы — русские люди. Нам этих идей опасных не надо. Вера православная нам от дедов наших досталась, а Марксы-Энгельсы ихние здесь не прорастут — почва не та. А ежели что — мы и на них, и на студентов управу-то найдем!
Негр погрозил невидимым коммунистам заклеенным пластырем кулаком, забрал пустой поднос и ушел. Ждавший окончания разговора Димон подтащил к себе бокал и, взяв в рот трубочку, стал двигать ее вверх-вниз по слоям коктейля, попеременно чувствуя на языке то горячий кофе, то обжигающий виски, то прохладные сливки. Приятное тепло опускалось в желудок и наполняло тело сладостной истомой.»«По зимнему варианту», — вспомнил он слова философа. — А можно ли испытать такое наслаждение в другое время года? А есть ли оно вообще, это другое время? Или мы живем в стране вечной зимы…»
