Холодный город - [5]

— Что же тут несовместимого, Вил Апол-л-и-онович?

— Дело в том, что Фридрих Вильгельм Ницше не читал ни Старшую, ни Младшую Авесту, а представление об образе Зороастра составил из «Западно-Восточного дивана» Гете и «Волшебной флейты» Моцарта.

— Так вы еще и литературовед? — с иронией спросил Димон.

— Каждый практикующий философ обязан быть немного литературоведом. Впрочем, коллеги, я ведь оторвал вас от тихих радостей, — Иблисов кивнул на бутылку в руках Димона, — так позвольте предложить достойный кубок для вашего земзема. Негоже интеллигентным людям пить из горлышка.

Вил Аполлионович порылся в сумке «Олимпиада-80» и на свет появился обернутый для сохранности газетой хрустальный стакан, оправленный в серебро. «Прошу вас, — он освободил стакан от бумаги и протянул его Серому, — за чистоту сосуда ручаюсь». Серый почему-то покраснел, хотя в студенческой среде выпивание «из горла» не считалось плебейством, а даже носило оттенок какого-то гусарства. Впрочем, если была такая возможность, они с Димоном предпочитали все-таки пить из стаканов. В летнее время раздобыть такую посуду не составляло труда — весь Невский был уставлен автоматами для продажи газированной воды. Граненые стаканы, чей классический дизайн по легенде был создан самой Верой Мухиной, в изобилии стояли в нишах этих автоматов. Там же, в нише, находилось нехитрое устройство для мытья — ставишь перевернутый стакан на металлический кружочек, надавливаешь — и струя воды бьет внутрь. То, что край, которого до тебя кто-то касался губами, остается немытым, никого не волнует. Но это летом. Сейчас же из-за мороза уличные автоматы были закрыты фанерными щитами, а ближайшие работающие находились в универмагах «ДЛТ» и «Гостиный Двор». Идти туда по морозу никакого желания не было, и на зимний период наличие посуды объявлялось «излишним эстетством».

Серый взял протянутый «кубок» и, наполнив его ромом, протянул гостю. Тот, приложив руку к сердцу, принял его и, посмотрев сквозь стеклянные стенки на мерцающую лампу дневного света, продекламировал:

«Нам пить вино запрещено,

Что ж, так тому и быть!

Но если уж придется пить,

Пей доброе вино:

И смех, и грех — гореть в аду

За то, что ты лакал бурду…»

Затем опрокинул порцию рома в себя, молодецки крякнув.

— Хайям? — с видом знатока спросил Димон.

— Вы не поверите — Гете. Иоганн Вольфганг фон. А что, мои юные друзья, не продолжить ли нам приятную беседу за пиршественным столом? Я угощаю.

«Голубой, похоже, — подумал Димон. — И рюмочка эта красивая, и беретик, и стихи… Сейчас в гости позовет, книжки редкие показывать будет. Ну, да что он нам двоим сделает? Можно и сходить из интереса». Словно прочитав его мысли, Иблисов добавил:

— В гости я вас не зову — стеснен обстоятельствами, но тут неподалеку знаю достойное нашего общества местечко. Принимаете приглашение?

— Принимаем с благодарностью, — поспешно ответил за двоих Димон.

Застегнув куртки и заткнув недопитую бутылку сложенным фантиком от конфеты, друзья вышли в морозную темноту за Иблисовым. Философ сразу взял хороший темп и бодро двинулся по Невскому в сторону Мойки. На улице стало еще холоднее, и Димон, потирая замерзшие уши, уже начал жалеть о покинутом теплом месте за кассой. Но путь оказался недолгим — перейдя через Мойку, Вил Аполлионович трусцой перебежал на нечетную сторону Невского и гостеприимно распахнул дверь маленькой котлетной на углу.

— Прошу вас, господа. Не башня поэтов, но светлые умы здесь появляются.

Внутри было тепло и одуряющее пахло горячей едой. Серый с Димоном только сейчас поняли, как проголодались. Съеденная на двоих конфета давно исчезла в бездонной глубине желудков. Помещение было крохотным — дверь и два окна, смотрящие на мост, пяток высоких столов с круглыми мраморными столешницами, именуемых в народе «а ля фуршет». В ассортименте бифштекс с яйцом и хит продаж — жареные котлеты по 17 копеек. Хлеб и горчица — бесплатно.

— Располагайтесь, — Иблисов указал друзьям на свободный столик, — а я распоряжусь на кухне.

Похоже, он здесь был своим, так как сразу исчез за дверью с надписью «Служебное помещение». Не зная здешних порядков, Димон не стал пока доставать из кармана бутылку с бумажной затычкой. Серый с интересом оглядывался. Публика здесь подобралась разношерстная. Пара тихо спивающихся инженеров в осенних пальто с одинаковыми портфелями из коричневого кожзаменителя грустно пили портвейн «777», прозванный студентами «три топора», закусывая бесплатным хлебом с «профсоюзным маслом» — бесплатной же горчицей. Столик в углу окружала более солидная публика — два богемного вида «папика» в дорогих дубленках и очках в золотых оправах с юными спутницами, одетыми по последней ленинградской моде: длинные кожаные плащи с меховыми воротниками из песца, джинсы-бананы, зимние кроссовки, лыжные шапки-петушки с надписью «Suomi» и мужские алюминиевые портфели-дипломаты. Эта компания пила принесенный с собой коньяк из чайных стаканов, закусывая шоколадными конфетами из большой коробки. Тарелки с бифштексами были брезгливо сдвинуты в центр стола и символизировали пресыщение жизненными благами.