Холодные ключи - [59]

Шрифт
Интервал

— Спасиба, — задохнувшись, прошептал он.

Не глядя на него, она тряхнула головой, перехватила бубен поудобнее и встала.

И кожа запела. Бомм — боммбомм — бомм. Боммбомм — бомм. Боммбомм — бомм. И позвякивали бубенцы и железные подвески на бубне. Надо посмотреть, как по–русски бубен, подумал Блейель и постарался отключить все мысли. Он встал напротив Ак Торгу. И смотрел, как колотушка бьёт по коже, серьёзно и сосредоточенно, как ребёнок смотрит на строительный кран.

Расскажем вам о битве в комнате
о битве за нового человека
вы его знаете, счастливчик
вы его знаете, горе луковое
через тысячи миль чащоб
через тысячи миль бетона
он пришёл к порогу и перелез за порог
и оказался перед самым страшным противником
ему поможет бубен, поможет шаманка
и эта битва будет последней
что нам известно о страннике из дальнего края?
что ему нужен свободный путь
что есть путь и что значит свободный?
наверное, путь побега, свободный от вопросов
вполне обычное желание
необычно разве что место
и что теперь крутится у него в голове
при звуках бубна, песне шаманки
в мрачной квартире на Ноградской?
что он лишился фотоаппарата
фотоаппарат пропал, что это значит,
если не то, что герр Фенглер действительно почил?
за герра Фенглера минуту молчания
глубоко благодарного молчания
сентиментальному старикану
получателю бандероли, выбывшему по неизвестному адресу
в каком бы из трёх миров
на каком из девяти или шестнадцати небес
он бы теперь ни находился
минута молчания, минута молчания
где бы он ни находился
в котором из пяти озёр
в котором из двух состояний
нет, двух состояний больше нет
битва, сейчас же! и потом ясность
песня бубна, песня шаманки
о да, она поёт, это не обман,
чёрная колотушка, расписанная красным кожа
не одни, с мощными помощниками
в мрачной квартире соседки
шаманка подняла голос
песнь, которую ещё не знает воин
песня, поддерживающая воина
высокий голос, грудной голос, а что посередине?
горловой звук, но не надо поспешных выводов
горловой звук ниже, он подо всем
горло хранит глубокая тайна
под горлом есть волчий след
две волчьих головы на колотушке
праматерь и её разветвлённый пол
берёзы, стрекозы, многоногие и фантастические твари
и всё, что есть за порогом
духи танцуют над клубами
только что догоревшей палочки с ароматом пачули
в квартире вдовы Ворошиной
танцуя, они ждут жертву —
странника из дальних краёв, который растёт и зреет
который сбежал из гнёждышка и даже от собственной тени
который не покорился айна с косицей
который достанется тайге
долой его прежнего
ешьте его, духи, снизойдите,
чтобы он не вернулся вовеки
побеждённый навечно болотный хмырь
ешьте сомненья, ешьте страх,
так неистово молится новичок
и сетует, что жертва его недостаточно жирна
из глаз его брызжут слёзы
под песню бубна, песню шаманки
и он, задыхаясь, повторяет:
конец чурбану, конец зассанцу
конец логистике, конец Штутгарту
конец Spring Charms[92], конец Autumn Dreams [93]
конец Балтийскому морю, конец лечению
конец Тёме, конец айна
конец визе, конец пластырю
вставай, счастливчик, путь свободен
твой путь к тайне, путь к чуду
да здравствует колотушка, да здравствует кожа
да здравствуют руки, да здравствует кость
конец ножу, да здравствует черешок
конец бессилию, вставай, вперёд,
ешьте, о духи, давайте, ешьте,
хочу чувствовать, как вы едите,
ешьте, пока я не стану свободен, совершенно свободен
так неистово молится новичок
а шаманка, о, шаманка,
пускай она съест освобождённого
освобождённого, с кожей и потрохами

Ак Торгу положила бубен на диван и глядела на него, нахмурив лоб. Блейель, выпучив глаза, пыхтя, боролся с желанием рухнуть на пол. Но вдруг падение стало бы знаком поражения? Победитель нашёл поддержку в чарке. Духи, выдохнул он, желая выразить, что пьёт за духов. По улыбке шаманки он так и не понял, можно ли выразить это, не пользуясь склонениями.

Но прилечь после битвы — это можно, в этом ничего зазорного нет. Спальню фрау Ворошиной, ещё теснее гостиной, на две трети занимал чудовищный платяной шкаф. Ночник в рубище покаянного грешника сеял тусклый свет. Кровать втиснулась под окном, со стены над изголовьем неподвижно смотрело святое семейство на сусальном фоне, малыш Иисус на преподобных коленях богородицы воздел руку и растопырил два пальца в знак победы. Пока Ак Торгу ходила в ванную, Блейель, прежде чем опуститься на матрас, за неимением ароматических палочек прыснул дезодорантом. Окно за тяжёлыми занавесями было приоткрыто.

Вопрос, сам ли он делал и чувствовал то, что он сейчас делал и чувствовал, или смотрел как зритель, этот вопрос он пытался проигнорировать. Он знал, что такие мысли — застарелая дурная привычка, второго состояния больше не было, и не было сомнений. Кожа шаманки сияла в сумраке. Его губы на её грудях, его рука в её волосах, её рука на его щеке, его рука на её бедре, её губы на его виске, его губы на её шее, её ногти в его спине, спускавшиеся всё ниже — всё это было на самом деле. Правда. Исполнение.

— I want to hold you, — мурлыкнул он ей на ушко, — I want to hold you so tight.[94]

Да, этого он и хотел — держать её, держать, её сильное светлое тело, очень крепко. Но это была не всё, недоставало ровно половины, он не только хотел держать её, он хотел, чтобы и она держала его, так же крепко. Как это сказать по–английски? Он придумал: «I want you to hold me. Ak Torgu. I want to hold on to you so very tight!»


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.