Холодные ключи - [5]
Сибирь. Ещё шесть или семь недель, и он будет стоять столбом, с парализованным кишечником, на полпути между Москвой и Владивостоком. За тысячи километров отсюда. Интересно, а сколько именно тысяч? Может быть, ответ кроется в бумагах фрау Виндиш. Заикаясь, передаст грамоту — эта сцена не давала ему покоя, как предстоящий экзамен или операция. Нет, не видать ему ни покоя, ни исцеления.
Он уже на Кёнигштрассе. Идёт смехотворно широким шагом, как будто у него есть какая–то цель, по направлению к Дворцовой площади. И вдруг остановился — уголком глаза он заметил движение. Резко повернув голову, он успел увидеть, как за переполненной урной, прикреплённой на фонарном столбе, скрылась стрекоза. Переливчато–синяя, наверное, вылетела из Дворцового сада. Большое дело, стрекоза на Кёнигштрассе — но он всё–таки удивился. Однако стрекоза больше не появлялась, а без неё урна выглядела омерзительно, поэтому Матиас Блейель отвернулся и вошёл в первое подвернувшееся кафе. Названия он не разобрал, неоновая вывеска над входом возвещала только «Segafredo»[5]. Узкое помещение, перед изогнутой стойкой светлого дерева жались четыре столика. Посетителей не было, официант с зализанными назад чёрными волосами полировал стойку. Когда Блейель сел, он прекратил посвистывать и спросил: «Что будете заказывать?»
— Мне… мне… — Блейель сам на себя разозлился за заикание, — имбирного эля, — выдавил он торопливо. И сам удивился, как до такого додумался. Он хоть когда–нибудь заказывал имбирный эль? Может быть, он заказал эль потому, что он такого же цвета, как и виски? Он откинулся назад, тут же отпрянул, потому что затылком прикоснулся к стене, и взял в руки пачку бумаг о Кемерово. Рассеянно пробежал глазами цифры и сводки о горной промышленности, химическом производстве и безработице. Прочёл два абзаца о первом человеке, который вышел из космического корабля и воспарил в космосе на верёвочной страховке, потом полстраницы о «бэнди» (что–то вроде хоккея), и поглядел на размытый снимок веб–камеры: «площадь перед театром драмы», с роскошным фонтаном, освещённым солнцем.
Он отложил листки и пригубил напиток, который оказался довольно пресным. Кемерово. Это ничего ему не говорило, вообще ничего, и он никак не представлял себя в Сибири. Но себя он не мог представить и в собственной квартире. Зато на ум пришло предложение из русской классики, которую он читал в восемнадцать. То ли Достоевский, то ли Гоголь. «В гарнизонном городе К., в волости…»; но нет, К. не гарнизонный город, К. — губернаторская резиденция, так стояло в бумагах. А река, протекавшая через город, называлась Том, но была женского рода.
Блейель вдруг обнаружил, что глаза у него слипаются. Он упёрся затылком в стену, гарнизон с губернатором растворились в полумраке, и мимо пролетела стрекоза. Пролетела и исчезла за урной. И ещё раз. И ещё. А потом над ним грянул голос официанта: «Извините, мы закрываемся». Блейель поглядел на часы. Начало девятого. Он сунул бумаги в портфель, расплатился и поспешил прочь.
Застоявшийся вечерний воздух, как будто он весь день просидел на совещании в душном кабинете. Он вспомнил, что с обеда так ничего и не ел. Голода он не ощущал, но побоялся, что если станет поститься, то ночью снова разболится голова, и снизошёл до гамбургера. И поскольку он всё равно был на вокзале, то сел в метро седьмого маршрута и вернулся домой. А куда же ещё. В гнёждышко, как когда–то его называла Илька. Под конец, в период выкидышей, она так говорить перестала. Задержав дыхание, Блейель поставил портфель под вешалкой в прихожей. Вымыл руки, вошёл в гостиную и собрал фотографии со шкафов. В каморке рядом с кухней он завернул их в кулёк и засунул его поглубже, в темноту за пылесосом, гладильной доской и ведром со шваброй. Записку с адресом Ильки он после долгих дум выбрасывать не стал, а упрятал в выдвижном ящике. Её номер все равно был записан в памяти телефона. Захотелось ей позвонить, но он сдержался.
В спальне новая кровать благоухала свежим деревом, и старый матрас показался ему огромной дохлой медузой, растёкшейся по полу. В ближайшее время придётся попросить дворника помочь унести его в подвал. Вот кому стоило бы теперь позвонить — тем ребятам, не заберут ли они матрас, бесплатно — от передумал. Но их телефона у него не было. И имен он не знал. И только теперь он понял, что покупка новой кровати, в отличие от продажи старой, не стала важным событием.
Всего–то пятнадцать минут одиннадцатого. Усталость испарилась, и не приходилось надеяться, что получится заснуть. Но он всё–таки приготовился ко сну. Надел пижаму и пошёл в спальню, стараясь не смотреть на матрас на полу. В новой кровати отвернулся к окну. «А вы новый матрас уж где–нибудь подыщете», раздалось у него в ушах. В Сибирь, подумал он.
На следующее утро они с фрау Виндиш сошлись на том, что визой он займется сам; иначе всё было бы слишком сложно, ведь бумаги ему в любом случае придётся подписывать лично.
— Герр Фенглер просил передать, что он счастлив, что вы согласились, и если у вас возникнут какие–то вопросы, то обращайтесь прямо к нему, — сказала фрау Виндиш, балансируя колпачком фломастера между пальцев, и Блейель кивнул.
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.