Холодные ключи - [5]
Сибирь. Ещё шесть или семь недель, и он будет стоять столбом, с парализованным кишечником, на полпути между Москвой и Владивостоком. За тысячи километров отсюда. Интересно, а сколько именно тысяч? Может быть, ответ кроется в бумагах фрау Виндиш. Заикаясь, передаст грамоту — эта сцена не давала ему покоя, как предстоящий экзамен или операция. Нет, не видать ему ни покоя, ни исцеления.
Он уже на Кёнигштрассе. Идёт смехотворно широким шагом, как будто у него есть какая–то цель, по направлению к Дворцовой площади. И вдруг остановился — уголком глаза он заметил движение. Резко повернув голову, он успел увидеть, как за переполненной урной, прикреплённой на фонарном столбе, скрылась стрекоза. Переливчато–синяя, наверное, вылетела из Дворцового сада. Большое дело, стрекоза на Кёнигштрассе — но он всё–таки удивился. Однако стрекоза больше не появлялась, а без неё урна выглядела омерзительно, поэтому Матиас Блейель отвернулся и вошёл в первое подвернувшееся кафе. Названия он не разобрал, неоновая вывеска над входом возвещала только «Segafredo»[5]. Узкое помещение, перед изогнутой стойкой светлого дерева жались четыре столика. Посетителей не было, официант с зализанными назад чёрными волосами полировал стойку. Когда Блейель сел, он прекратил посвистывать и спросил: «Что будете заказывать?»
— Мне… мне… — Блейель сам на себя разозлился за заикание, — имбирного эля, — выдавил он торопливо. И сам удивился, как до такого додумался. Он хоть когда–нибудь заказывал имбирный эль? Может быть, он заказал эль потому, что он такого же цвета, как и виски? Он откинулся назад, тут же отпрянул, потому что затылком прикоснулся к стене, и взял в руки пачку бумаг о Кемерово. Рассеянно пробежал глазами цифры и сводки о горной промышленности, химическом производстве и безработице. Прочёл два абзаца о первом человеке, который вышел из космического корабля и воспарил в космосе на верёвочной страховке, потом полстраницы о «бэнди» (что–то вроде хоккея), и поглядел на размытый снимок веб–камеры: «площадь перед театром драмы», с роскошным фонтаном, освещённым солнцем.
Он отложил листки и пригубил напиток, который оказался довольно пресным. Кемерово. Это ничего ему не говорило, вообще ничего, и он никак не представлял себя в Сибири. Но себя он не мог представить и в собственной квартире. Зато на ум пришло предложение из русской классики, которую он читал в восемнадцать. То ли Достоевский, то ли Гоголь. «В гарнизонном городе К., в волости…»; но нет, К. не гарнизонный город, К. — губернаторская резиденция, так стояло в бумагах. А река, протекавшая через город, называлась Том, но была женского рода.
Блейель вдруг обнаружил, что глаза у него слипаются. Он упёрся затылком в стену, гарнизон с губернатором растворились в полумраке, и мимо пролетела стрекоза. Пролетела и исчезла за урной. И ещё раз. И ещё. А потом над ним грянул голос официанта: «Извините, мы закрываемся». Блейель поглядел на часы. Начало девятого. Он сунул бумаги в портфель, расплатился и поспешил прочь.
Застоявшийся вечерний воздух, как будто он весь день просидел на совещании в душном кабинете. Он вспомнил, что с обеда так ничего и не ел. Голода он не ощущал, но побоялся, что если станет поститься, то ночью снова разболится голова, и снизошёл до гамбургера. И поскольку он всё равно был на вокзале, то сел в метро седьмого маршрута и вернулся домой. А куда же ещё. В гнёждышко, как когда–то его называла Илька. Под конец, в период выкидышей, она так говорить перестала. Задержав дыхание, Блейель поставил портфель под вешалкой в прихожей. Вымыл руки, вошёл в гостиную и собрал фотографии со шкафов. В каморке рядом с кухней он завернул их в кулёк и засунул его поглубже, в темноту за пылесосом, гладильной доской и ведром со шваброй. Записку с адресом Ильки он после долгих дум выбрасывать не стал, а упрятал в выдвижном ящике. Её номер все равно был записан в памяти телефона. Захотелось ей позвонить, но он сдержался.
В спальне новая кровать благоухала свежим деревом, и старый матрас показался ему огромной дохлой медузой, растёкшейся по полу. В ближайшее время придётся попросить дворника помочь унести его в подвал. Вот кому стоило бы теперь позвонить — тем ребятам, не заберут ли они матрас, бесплатно — от передумал. Но их телефона у него не было. И имен он не знал. И только теперь он понял, что покупка новой кровати, в отличие от продажи старой, не стала важным событием.
Всего–то пятнадцать минут одиннадцатого. Усталость испарилась, и не приходилось надеяться, что получится заснуть. Но он всё–таки приготовился ко сну. Надел пижаму и пошёл в спальню, стараясь не смотреть на матрас на полу. В новой кровати отвернулся к окну. «А вы новый матрас уж где–нибудь подыщете», раздалось у него в ушах. В Сибирь, подумал он.
На следующее утро они с фрау Виндиш сошлись на том, что визой он займется сам; иначе всё было бы слишком сложно, ведь бумаги ему в любом случае придётся подписывать лично.
— Герр Фенглер просил передать, что он счастлив, что вы согласились, и если у вас возникнут какие–то вопросы, то обращайтесь прямо к нему, — сказала фрау Виндиш, балансируя колпачком фломастера между пальцев, и Блейель кивнул.
В романе-комедии «Золотая струя» описывается удивительная жизненная ситуация, в которой оказался бывший сверловщик с многолетним стажем Толя Сидоров, уволенный с родного завода за ненадобностью.Неожиданно бывший рабочий обнаружил в себе талант «уринального» художника, работы которого обрели феноменальную популярность.Уникальный дар позволил безработному Сидорову избежать нищеты. «Почему когда я на заводе занимался нужным, полезным делом, я получал копейки, а сейчас занимаюсь какой-то фигнёй и гребу деньги лопатой?», – задается он вопросом.И всё бы хорошо, бизнес шел в гору.
Каждый прожитый и записанный день – это часть единого повествования. И в то же время каждый день может стать вполне законченным, независимым «текстом», самостоятельным произведением. Две повести и пьеса объединяет тема провинции, с которой связана жизнь автора. Объединяет их любовь – к ребенку, к своей родине, хотя есть на свете красивые чужие страны, которые тоже надо понимать и любить, а не отрицать. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в Конкурсе современной драматургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.).
Художник-реставратор Челищев восстанавливает старинную икону Богородицы. И вдруг, закончив работу, он замечает, что внутренне изменился до неузнаваемости, стал другим. Материальные интересы отошли на второй план, интуиция обострилась до предела. И главное, за долгое время, проведенное рядом с иконой, на него снизошла удивительная способность находить и уничтожать источники зла, готовые погубить Россию и ее президента…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.