Холодные ключи - [27]

— Да прекрати же, наконец!

Женщина за прилавком и не пошевелилась. Блейель фыркнул, отвернулся и пошёл гулять между полок, пока не вернулась девица.

Снаружи охранник с автоматом жестом подозвал их к себе. Он тщательно изучил сначала сапоги, затем документ, подтверждавший законное их приобретение. Пригвоздив Блейеля ледяным взглядом, отвернулся.

Когда они отошли, Артём взорвался.

— Ты видел? Может, он тебе кажется потешным, но у него пушка. Хочешь быть всезнайкой — ради бога, я достаточно долго прожил с немцами. Но пока ты здесь, будь так любезен и предоставь мне решать, когда можно пошутить, а когда не стоит.

— Да ты меня просто запугиваешь.

— Блейель, я не понимаю, что с тобой творится.

Его кольнуло, что Артём назвал его Блейелем. Но молодой человек был прав: нужно выяснить, что с ним творится.

Его переполняла дикая радость, вот что. Такого душевного подъёма он ещё не испытывал. Ему казалось, что он находится под особенной защитой. Как будто он мог делать всё, что угодно, до него никто и ничто не сможет добраться. Матиас, медведь–плясун. Однако в маршрутке он сидел смирно.

В городе он купил огромный букет лилий и понёс его в офис каталог–сервиса. Пакет с сапогами взял Артём. Через окно они увидели, что внутри работа кипит. Соня и Люба наклонились над картонными коробками. Только что приехали заказы. Галина Карпова тоже была здесь, одетая в бледно–розовую блузу из органзы — она стояла у стены, подпершись левой рукой, и руководила размещением товара.

— Матвей Карлович! — Широко улыбнулась она и влепила ему поцелуи в обе щеки.

— Фрау Карпова… Галина… Я зашёл попрощаться. В среду я не смог… и ещё раз от всего сердца поблагодарить за вашу… за твою щедрость. И за гостеприимство.

Глазами он поискал Наталью, но не нашёл.

— Эти лилии, — заверила Галин Карпова, — самые прекрасные цветы из всех, что ей когда–либо дарили.

— Ах, — мурлыкнул Блейель, — а эта поездка — самая чудесная из всех, что когда–либо дарили мне.

Артём позволил себе сдержанно хохотнуть.

Шефиня отправила Любу в кладовую за шоколадом, но Блейель попросил ещё минуточку всех оставаться на месте. И вытащил фотоаппарат.

— Для герра Фенглера, если позволите.

Галина, улыбаясь, позировала сначала с обеими сотрудницами, а со снимка номер четыре и с Артёмом, перед коробками, на которых красовался огромный знак посылторга.

— Чемпион мира по экспорту щёлкает доказательства, — перевёл Артём негромкую реплику сестры.

Когда перешли к чаю с шоколадкой, Блейель всё повторял, что Кемерово — город, исполненный красоты и сердечности (только к количеству вооружённых охранников нужно ещё привыкнуть), пока переводчику не пришлось сказать ему: «Ты, похоже, не успокоишься, пока не сделаешься почётным гражданином города» — по–немецки и по–русски. Галина заругалась, что не потерпит наглостей в отношении гостя, но Блейель, широко ухмыляясь, похлопал Артёма по плечу.

Смеркалось, и деревушки — группки деревянных лачужек с голубыми ставнями — всё призрачнее проносились за дрожащим стеклом. Потом снова бледная серость полей и лугов, растрёпанная чернота деревьев. Рядом с Блейелем сидела Соня, с пластиковым стаканчиком в руке, где колыхалась лужица красного вина из картонной упаковки. Она склонилась на плечо брата и уснула, хотя группа туристов горланила одну песню за другой. Артём сказал, что все песни без исключения — из советских мультфильмов. Вино и стаканчики принесла руководительница похода, жилистая сорокалетняя дама с хвостом рыжих волос, Светлана, все называли её Света. Она вошла уже за городом, и в её честь водитель Олег, великан с зубами, похожими на клавиши рояля, живенько вылил ведро воды на пыльный пол микроавтобуса с семнадцатью посадочными местами.

Блейель был рад, что все пели — никто не требовал от него подпевать. До этого настроение ему подпортила игра–знакомство: все по очереди повторяли имена всех присутствующих, присовокупляя определение на ту же букву, что и имя. К концу Блейель не понимал почти ничего. И определения, и имена ему суфлировал Артём, и после продолжительных раздумий Блейель представил себя как «Матиаса мобильного».

Кроме водителя, они с Артёмом были единственными мужчинами в группе. Похоже, что в походы в Сибири ходили только розовые, молодые, болтливые девушки. Сбор был в пятницу вечером, перед изъязвлённым панельным домом, вывеска над первым этажом гласила «Городской клуб туристов», Блейель гордо прочёл её сам. «Туристы — у нас это те, кто ходит в походы с рюкзаком», — пояснил Артём. Он одолжил Блейелю выцветший рюкзак. А экскурсия, организованная клубом на этих выходных, называлась «Легенды Шории».

Окно задрожало ещё сильнее, кузов закряхтел и задергался — они явно проезжали незаасфальтированный участок. В следующую секунду автобус сильно тряхнуло, пассажирки взвизгнули, и девушка с коричневыми кудряшками (Наташка–неваляшка, если Блейель не ошибался) полетела с высокого заднего сиденья на пол. Гунн за рулём воскликнул что–то громовым голосом, ответом ему было единогласное «ура!».

— Он поздравил с первой достойной внимания колдобиной на дороге, — перевёл Артём.

С самого отъезда водитель поздравлял пассажиров каждые несколько минут — в том числе упомянув завод «Даймлер Бенц», где этот автобус был изготовлен несколько десятилетий назад, тут Блейель, как житель Штутгарта