Холодные ключи - [10]
— Как прилетел, хотел сфотографировать аэропорт, а ко мне тут же подскочил полицейский.
— Нет–нет, это не полицейский, а милиционер.
— А почему?
— Мало ли. А вдруг вы террорист.
Слово «милиционер» Блейеля немного напугало[10], но Артём сам засмеялся над собственными словами и сменил тему:
— А знаете, в каталог–сервисе все волнуются, вас заждались.
Он предпочёл бы этого не знать.
— В одиннадцать отправимся туда, если вы не против. Но сначала устроим вас в гостинице. Ах да, моя сестрица велела вам кланяться. Сказала, что очень рада будет познакомиться с живым сотрудником фирмы «Фенглер». А всерьёз это она или нет, этого я не знаю.
— О. Спасибо.
Артём снова расхохотался. Лимузин пересек трамвайные пути перед носом у заворачивающего за угол трамвая, женщина–водитель яростно стукнула по звонку. Блейель изо всех сил старался как можно меньше обращать внимание на дорожное движение и роль в нём таксиста.
— А можно осведомиться, где вы так прекрасно выучили немецкий?
— Восемь лет в Германии не прошли даром.
— Восемь лет?
— Да–да. Но для всех подробностей моей душераздирающей истории ещё рановато. — Он зевнул. — Извините.
— Нет, ничего–ничего, простите, — поспешил ответить Блейель. Но не мог не спросить, — а давно ли вы вернулись обратно?
Причиной этого вопроса, столь важного, были, конечно же, его собственные восемь лет с Илькой.
— Года два, чуть больше, — ответил Артём, подумав.
Слава богу. Совпадения на этом окончились.
— И ваша сестра работает у фрау Карповой?
— Да, да.
Они замолчали. Такси явно добралось уже до центра, Блейель увидел помпезные административные здания, прямые, по линеечке, клумбы, памятник Ленину, благосклонно машущего большому перекрёстку, жандармов в ярких жилетах, топтавшихся около своих «Лад», и плакат, на котором опрятный Владимир Путин в цвете возвышался над употевшими чёрно–белыми шахтёрами.
— Ваша гостиница в хорошем месте и недалеко от реки, — заметил Артём и повернулся к таксисту. Они свернули на ближайшем светофоре, с Советского проспекта на улицу Кирова, как он пояснил гостю.
Снаружи гостиница не была обозначена никак. Она занимала первые два этажа длинного четырёхэтажного дома. Фасад был недавно выкрашен, нижняя половина в тёплых розовых тонах, верхняя — бежевая с белым. Приёмной стойкой служил стол на узкой лестнице, поднимавшейся от двери вовнутрь, и им пришлось подождать, пока не появилась женщина с усталым лицом, вступившая с Артёмом в разговор, который, как показалось Блейелю, не сулил ничего хорошего.
Комната оказалась чистой и просторной, обои и шторы повторяли коричневато–розовый колер наружных стен, на стенах висели картины — романтический приморский пейзаж и две в стиле компьютерного реализма, с космическими кораблями и динозаврами на фоне гор и пустынь.
— Она спрашивает, на сколько дней вас зарегистрировать, — сказал Артём, когда они снова спустились к столу. — Три дня обойдутся в триста рублей, а семь — в тысячу.
— Но… а почему…
Артём помотал головой.
— Я улетаю в среду, — сказал Блейель.
— Тогда два раза по три дня, идёт? Сейчас и потом.
Обязательная регистрация ещё в Германии показалась Блейелю какой–то подозрительной. Он вспомнил круглоголового парня из турагентства: он показал ему готовую визу, а сзади в паспорт был вложен листок с московским адресом, по которому полагалось зарегистрироваться.
— Так я же не в Москву лечу, — возразил Блейель.
— А-а. Ну да. Ничего страшного. Тогда вас зарегистрирует ваша гостиница, в Кемерово или где вы там будете. А если и не станете регистрироваться, тоже не беда. Штамп вам понадобится, только если вас задержит милиция. А вы не похожи на тех, кого они обычно задерживают.
Блейель с сомнением переводил взгляд то на него, то на свой паспорт, и круглоголовый добавил:
— Знаете, у меня тоже никогда не было этого штампа. И меня ни разу не проверяли.
— Так у вас же русский паспорт!
— Был. Давно. — Он откинулся на спинку крутящегося кресла, и только теперь Блейель заметил, что на шее у него висела звезда Давида на золотой цепочке.
Теперь, в холле гостиницы в Кемерово, он робко осведомился:
— А что будет, если не регистрироваться? Или не на весь срок?
Артём пощипал себя за бородку.
— Честно говоря, я не часто привечаю здесь иностранцев.
Тридцать пять рублей за евро. «Все расходы фирма, конечно же, возьмёт на себя, герр Блейель».
— Хорошо. Для начала на три дня. А за вчерашний день, задним числом, не получится?
Переводчик спросил, женщина непонимающе сказала «нет».
У Блейеля оставалось почти полтора часа, потом зайдёт Артём. Он встал под душ, вода долго не согревалась. Это его взбодрило. Зато он вдруг вспомнил, что совершенно не подготовился к зловещей церемонии вручения грамоты фрау Карповой. Так и не продумал стратегию страшного выступления, когда–то нацарапал пару слов, которые намеревался произнести, и не глядел на них дольше недели. Он так разнервничался, что в панике выскочил из кабинки. Не вытираясь, только обвязавшись полотенцем, он рухнул на постель, на розовое покрывало, и в ступоре уставился на клочок бумаги с предложениями, которые, казалось, намарал кто–то другой, незнакомый. В голове его только стучало — анилин, анилин, как будто это была единственная оставшаяся мысль. Анилин, так называлась гостиница, сказал Артём, «как химическое вещество. Когда–то в городе был завод, производящий анилиновые красители. Но он давно закрылся».
