Холодная - [20]

— Теодор, не надо… — пытался протестовать Джонас.

— Забирай, Джонас, и уматывай из Англии. В следующий раз я просто позволю тебе сгнить в тюрьме.

Теодор бросил деньги на кровать в комнатушке, которую когда-то снимал в Лондоне вместе с братом, а потом оплачивал аренду для Джонаса, и вышел, хлопнув за собой дверью.

Итак, он остался совсем без денег. Не то чтобы нищим, но если в Эшли-парке случится неожиданное бедствие, он ничем не сумеет помочь. Оставалось надеяться, что лето пройдет без катастроф, осенью они снимут урожай и продадут его. Он успел купить кур и коров, есть небольшой запас зерна, большинство домов подлатаны. Необходимо еще заплатить плотникам, которые чинили потолок в большой столовой…

«Есть люстра,» — подумал Теодор. За нее, вероятно, можно выручить достаточно, чтобы продержаться до осени. Но если случится катастрофа…

Эмма видела, как вернулся Теодор, и неожиданно для себя обрадовалась. Он тяжело слез с лошади и медленно пошел к дому. Что-то случилось, поняла она.

Она велела приготовить ему ванну, но решила не беспокоить мужа до самого ужина. Может, он просто устал с дороги.

— Здравствуй, Теодор, — сказала она, спустившись в столовую. Он кинул на нее мрачный взгляд.

— Здравствуй… Эмма.

Голос его был так мрачен, что начисто отбил у нее охоту разговаривать с ним. Но она притворилась, что ничего другого и не ожидала, и ужинала с обычным независимым и безразличным видом.

— Я продаю люстру, — сообщил неожиданно он. — В Лондоне я нашел покупателя.

Эмма медленно подняла глаза. Зачем бы ему продавать люстру? Ведь он согласился продать ее в крайнем случае… У него есть ее приданое… Или уже нет?

— Ты проигрался, — медленно произнесла она.

Ее обвинение было настолько неожиданным, что Теодор не сразу нашелся с ответом.

— Это… — начал он.

— Ты проиграл в карты! — перебив его, закричала она. Теодор, ошеломленный ее криком, молчал, откинувшись на спинку стула.

— Ну скажи мне, что это не карточный проигрыш, скажи мне, что ты не виноват! — она так резко вскочила, что опрокинула стул.

— Это действительно…

— Ну конечно, ты не виноват! Ты уже почти выиграл, когда удача отвернулась от тебя! — с этими словами она выбежала из столовой.

— Черт! — ругнулся Теодор. Кому взбрело в голову назвать эту взбалмошную дуру Холодной Леди? Какого черта Джонас сам не женился на ней?

Эмма решила уехать из Эшли-парка в свое имение. За два дня она спокойно соберет все вещи. Из Дербери, ее поместья, уже привезли старую мебель, и поначалу Эмма даже решила забрать ее с собой, но потом махнула рукой: все равно куда-то ее надо было девать, пусть уж лучше стоит здесь.

Утром зарядил дождь. Несмотря на это, из Лондона приехала повозка, в которую уложили разобранную на части и аккуратно упакованную хрустальную люстру. Теодор отправился вместе с повозкой в Лондон, чему Эмма была очень рада: ей совсем не хотелось с ним встречаться. Особенно после того, как она сорвалась и — Господи! — накричала на него! Ей следовало оставаться холодной и невозмутимой. Несколько лет она воспитывал в себе эти качества — и так постыдно сорвалась!

Дело было в разочаровании. Она уже почти поверила, что вышла за единственного в Англии порядочного мужчину — и вот! Он сам подтвердил, что проиграл в карты огромную сумму. Интересно, хватит ли ее приданого, чтобы покрыть его долг?

«Это не твои проблемы,» — попыталась убедить себя Эмма, но не получилось. Ей хотелось все знать в подробностях: сколько, как, кому, хватит ли у него денег… «Еще не хватало выплачивать его карточные долги!» — возмутилась она.

Через два дня стало ясно, что ей придется остаться в Эшли-парке, потому что дождь почти не прекращался и дороги стали вовсе непроходимы. Это злило Эмму еще больше. Но иногда она задумывалась о том, что если дождь в ближайшие дни не прекратится, то Теодору придется плохо, особенно если у него и в самом деле почти не осталось денег. «Так ему и надо!» — злорадствовала она.

К вечеру третьего дня он вернулся еще более осунувшийся и мрачный, чем в прошлый раз. «Опять проиграл, — решила Эмма. — Но как он успел за три дня съездить в Лондон и вернуться? Наверное, никуда он не ездил, а проиграл кому-то из местных.»

На следующее утро Эмма и Теодор завтракали вместе.

— Вы продали люстру? — равнодушно поинтересовалась она.

— Нет, — мрачно ответил Теодор.

— Нет? — она удивленно приподняла брови.

Теодор зловеще усмехнулся.

— Позавчера ночью была гроза, вы помните, мадам?

— Нет, здесь не было никакой грозы, но какое это имеет отношение к люстре?

— Молния ударила в сарай, где она хранилась.

Эмма позволила себе слегка улыбнуться: она не поверила Теодору.

— Жаль, — сказала она. — Это была очень… красивая и редкая вещь.

Теодор снова усмехнулся, но оправдываться не стал, хотя видел, что она ему не поверила. Если бы Эмма потрудилась узнать подробности, то узнала бы, что один человек из трех, охранявших ценный груз, тяжело пострадал. Остальные двое в этот момент по счастливой случайности ушли в таверну за едой. А пожар, мгновенно охвативший сарай, перекинулся на конюшню. Одну лошадь пришлось пристрелить… Но это все подробности, которые совершенно не интересовали женщину, предпочитавшую придумывать, а не знать точно.