Холодная

Теодора разбудили какие-то голоса.

— Смотрите!.. — удивленный женский голос. В ответ раздалось мерзкое хихиканье. Потом издевательский мужской смешок.

— Да… — протянул чей-то густой бас.

Теодор поморщился. Голова была тяжелой, словно с похмелья.

— Теодор!

А этот звонкий голос он узнал: Джонас, его младший брат.

— Незачем так орать, Джонас, — сквозь зубы сказал Теодор и наконец-то открыл глаза. В дверях спальни (как он оказался в этой спальне?) толпились какие-то люди. На их лицах ясно читались изумление и злорадство.

Он, оказывается, был в кровати. Раздет. Взгляды гостей перебегали с него на… леди Ренвик, с невозмутимым видом сидящую в кровати справа от него. Теодор задохнулся от злости и гнева: попался! Тем не менее, выход был один.

— Господа, вы не могли бы оставить нас с леди одних?

— Конечно-конечно, — ответил Джонас за всех и с веселым видом вытолкал всех за дверь.

Теодор помолчал минуту. Леди тоже не произнесла ни слова.

— Леди Ренвик, имею честь просить вашей руки.

Она кинула на него ледяной взгляд.

— Разумеется, милорд, — словно выплюнула она.

А ведь это был праздник по случаю ее дня рождения…

Теодор не понимал и не помнил, как это произошло. Последнее, что осталось в его памяти, — как они с Джонасом выпили по бокалу вина. Холодная леди Ренвик, — богатая, красивая, молодая вдова, — никогда не интересовала его. Он предпочитал совсем другой тип женщин. Впрочем, у него уже давно не было женщин.

Отец его умер два года назад, промотав остатки некогда огромного состояния. Теодор и Джонас были с отцом с давних пор в ссоре и жили у тетки на континенте, пока смерть отца не вынудила их вернуться в Англию. Тетушка Жюстина была небогата, но обеспечивать некоторое время жизнь себе и племянникам могла. К сожалению, чтобы восстановить Эшли-парк, их родовое поместье, требовались огромные деньги — гораздо больше тех, что промотал покойный барон. К сожалению, из наук Теодора привлекали почти бесполезные в сельском хозяйстве математика и физика, и несмотря на все его старания, извлечь пользу из этих знаний и добиться от поместья доходоов за полтора года не удалось. А уж на женщин вообще времени не оставалось, к тому же Теодор был не силен в ухаживаниях.

Сейчас ему было двадцать шесть, Джонасу — двадцать два, но младшему братцу, казалось, на все наплевать. В университете он едва доучился, а сейчас бесшабашно проигрывал за столом то немногое, что удавалось наскрести Теодору.

Теодор Хоупли, пятый барон Эшли, уже начал подумывать о выгодной женитьбе, но чем больше он об этом думал, тем меньше ему нравилась эта мысль. Еще можно было заняться торговлей, но у него никогда не было таланта делать деньги. Конечно, как аристократ, он должен был гордиться, что не запятнал титул грязной, унизительной торговлей, но Теодор не взялся за это только потому, что боялся пустить на ветер то немногое, что еще оставалось. Оставался еще один выход: продать или сдать поместье и уехать жить во Францию, к тетушке. Теодор уже почти смирился с этой мыслью, как вдруг произошло это: он оказался в постели с леди Ренвик. Как если бы сам все подстроил. Он ничего не подстраивал, но кого это интересует?

Тогда кто это сделал? Джонас? Тому вечно нужны деньги.

Он ли?

Тем не менее жениться на леди Ренвик приходилось самому Эшли.

А может, неловкую ситуацию подстроила сама леди Ренвик? Кто знает, может, она забеременела от одного из своих многочисленных любовников и ей срочно понадобился муж? Причем такой муж, которого она могла бы держать в узде. А Теодор производил на людей впечатление этакого простачка, которого легко одурачить, и он отдавал себе в этом отчет. И всегда был настороже, что не раз спасало если не его голову, то его деньги. Но только не в этот раз.

Кто?

Вопросы без ответов.

Эмма Ренвик была на два года старше его. С того момента, как умер ее муж, граф Ренвик, прошло уже пять лет. Четыре последних года леди Эмма занималась тем, что наслаждалась всеми преимуществами богатой вдовушки. Холодной Леди ее прозвали за ее ледяной взгляд, способный заморозить все живое даже летом, за ее ледяное сердце. Она появлялась то с одним кавалером, то с другим, но никто не мог растопить ее сердце или скомпрометировать настолько, чтобы она была вынуждена выйти замуж. Поэтому многие считали Эшли счастливчиком: заполучить такое состояние! И разумеется, такую женщину.

Теодор горько усмехнулся.

Эмма вылезла из кровати и подобрала с пола разбросанную одежду: платье, чулки. Она не чувствовала ничего. Ее заманили в ловушку, ей пришлось принять предложение… Эшли, кажется? Она повернулась к нему.

— Барон Эшли, если не ошибаюсь?

— К вашим услугам, мадам, — поклонился он, стоя — одетый по пояс — в противоположном углу комнаты.

Она отвернулась и начала одеваться. Теодор старался не смотреть на нее. Он оделся первым.

— Помогите мне, пожалуйста, — она повернулась к нему спиной, чтобы он застегнул крохотные застежки на платье. Откуда ему было знать, каких сил это ей стоило? Она была совершенно невозмутимой. Холодной, как обычно. А вот его руки слегка дрожали. Застегивать пуговицы на женском платье ему пришлось впервые.