Хоккей - моя стихия - [6]

Хоккей по-настоящему меня увлек в начале 1963 года, когда я увидел по телевидению чемпионат мира, проходивший в Стокгольме, где началась серия побед советских хоккеистов. Серия, в которой и я успел сыграть.

Как только в нашем дворе появилась хоккейная коробка, я начал играть со старшими ребятами. Они охотно брали меня в свои команды, потому что я катался лучше других маленьких мальчишек. В ЦСКА я попал во многом благодаря именно этим ребятам. От них я узнал о том, что там периодически происходит запись желающих играть в хоккей и каждый год ведется набор в детскую школу. Набор в то время был не такой большой, как сейчас. Мы прокатили полтора круга, и из всей нашей компании оставили меня одного. Принял меня Борис Павлович Кулагин. Естественно, ни он, ни я не догадывались, что начинается наша совместная работа, которая будет длиться полтора десятка лет.

Начинал я нехорошо — с обмана. Был я тогда маленького роста и потому смог выдать себя за тринадцатилетнего: ребят, родившихся, как и я, в сорок восьмом, уже не принимали. Принимали только тех, кто был на год моложе меня, кто родился а 1949-м. Хоккейный клуб играл на первенство Москвы, в его составе были две команды мальчиков, три юношеские и две мужские. Мальчики, родившиеся в сорок девятом году, в чемпионате в то время еще не участвовали, их набирали заранее и пока только готовили к следующему сезону, а участвовали мы лишь в товарищеских матчах, познавая азы хоккея.

Но первый матч на зрителях я сыграл раньше, не дождавшись следующей зимы, причем во Дворце ЦСКА перед матчем команд мастеров. Была назначена переигровка вторых команд мальчиков со "Спартаком" за первое-второе места, и случилось так, что в нашей первой пятерке один нападающий заболел. Вот тренеры и решили выставить меня. Так, из команды сорок девятого года меня делегировали играть за ребят сорок восьмого года, и я попал в тройку к Коле Гарипову и Валерию Лопину.

Мы выиграли 6:2, а наше трио забросило то ли четыре, то ли пять шайб, А у спартаковцев была хорошая команда, там играли Владимир Шадрин и Игорь Лапин.

В тот день случился эпизод, который я запомнил на всю жизнь. Я нарушил правила, столкнувшись с уже мощным в ту пору Лапиным, и меня посадили на скамью штрафников. Я был, конечно, огорчен, мне было стыдно, что я подвел товарищей, и вдруг ко мне подошел Анатолий Владимирович Тарасов я сказал: "Молодец, что не испугался. Спасибо за мужество. Никогда никого не бойся!"

Я был обрадован, горд, восхищен. Сам знаменитый, легендарный Тарасов, несравненный маг хоккея, заметил меня, похвалил за смелость!

Для четырнадцатилетнего мальчишки, увлеченного хоккеем, похвала Тарасова была не просто высшей оценкой, но максимально возможной наградой. И вполне понятно, что его напутствие: "Никого не бойся!" — стало для меня высшим заветом: подростки особенно восприимчивы, и тем более внимательны и старательны они, если обращается к ним их кумир.

Отец терпеть не может лжи, даже в "тактических" целях. Мне врать всегда запрещалось, и потому папа рассказал моим тренерам Виталию Георгиевичу Ерфилову и Андрею Васильевичу Старовойтову, что я обманул их, что я с сорок восьмого года. Думал, меня выгонят, но меня простили, наверное, потому, что обман мой никому вреда принести не успел: за команду сорок девятого года я ни одного официального матча не провел, а за ребят сорок восьмого выступать имел полное право. Меня оставили в команде, и с тех пор я в ЦСКА. Последовательно поднимался из команды в команду — вторая, потом первая команда мальчиков, третья, вторая, первая юношей.

Медицинскую справку у меня не спрашивали, и я был рад, но боялся, что однажды моя тайна может быть раскрыта: дело в том, что я не мог в ту пору принести справку. В 1960 году я перенес ангину в тяжелой форме, болезнь дала осложнение: ревматизм сердца. Я долго был в больнице, три месяца лечился в санатории, и с того времени врачи запретили мне подвижные игры и даже школьные походы. Играя в ЦСКА, я боялся, что у меня спросят медицинскую справку. А когда ее все-таки потребовали, болезнь, видимо, сдалась. Комиссия врачей изучила дело и признала, что болезнь я переборол.

Играл с желанием. Старался, но был момент, когда я начал пропускать тренировки. Отец, узнав об этом, сказал:

— Если уж взялся за что-то, нужно заниматься как следует или вовсе отказаться… Работай по-настоящему, или я скажу тренеру, что ты не хочешь играть, а ребят подводить не позволю, они на тебя рассчитывают…

Это правило я запомнил хорошо: попал в команду, не подводи товарищей. Впоследствии оно мне во многом помогло.

Все шло гладко, без взлетов и падений, пока я как бы из класса в класс переходил из одной возрастной группы в другую, но вот настал черед первой юношеской команды, меня стали приглашать и в мужскую, и я очутился перед проблемой: следовать ли советам тренеров ЦСКА, подавать ли заявление о призыве в армию? Я написал такое заявление и сейчас понимаю, что поступил правильно, но тогда…

В команде мастеров ЦСКА все места были заняты. Играли еще великие хоккеисты старшего поколения, возглавляемые Вениамином Александровым, Александром Альметовым и Анатолием Фирсовым — я говорю сейчас только о нападающих. Играли Валентин Сенюшкин, Леонид Волков, играла быстрейшая в стране (да только ли в стране!) тройка Юрий Моисеев — Евгений Мишаков — Анатолий Ионов. Играла и талантливая молодежь, возглавляемая Владимиром Викуловым и Виктором Полупановым, такие одаренные мастера, как Борис Михайлов и Владимир Петров. В молодежной команде вместе со мной выступали перспективные ребята — Владимир Богомолов, Александр Смолин, Юрий Блинов, Евгений Деев, которые по физическим кондициям, по игре были, на взгляд тренеров, не хуже, а лучше меня. Потому на меня тренеры обращали не слишком много внимания, а на подходе были уже Вячеслав Анисин и Александр Бодунов.