Хмельницкий. Книга вторая - [139]
11
Отрядам Сулимы приходилось вступать в бой с турками и далеко за пределами Болгарии, на границе с Италией, в тылу основных враждующих сторон в Балканской войне. Бои эти были случайные, они возникали неожиданно, как вихрь, и быстро прекращались. Турки сразу чувствовали, что имеют дело с казаками. С ними приходилось им сталкиваться и на Дунае, где воевали лисовчики Стройновского. Казаков Сулимы турки принимали за действующий отряд австрийского цесаря и немедленно отходили, не препятствуя их продвижению на запад.
А Сулима с казаками не спешил, словно притормаживал время. Он сохранял силы. Да и стоило ли растрачивать их здесь?
Кое-кто из молодых старшин спрашивал:
— Зачем нам эти итальянские земли?
— Да не земли нам нужны, — убеждал Сулима других… Но был ли он сам уверен в том, что это так, трудно сказать. Понимал: медальон папы сделал бы его союзником итальянских войск, а значит — врагом испанских! Вооруженные нападения войск австрийского цесаря на придунайские страны давно уже превратились в большую Европейскую войну. Украинцам нечего было делать ни с цесарем Австрии, ни со шведским королем, ни с французскими и испанскими захватчиками, которые зарятся на чешские придунайские земли.
Вот поэтому Сулиму и его казаков беспокоили только турки. Зачем голомозые лезут в эту драку европейских правителей из-за господства в Европе?
— Получается, что и дальше продвигаемся только ради казацкого хлеба, воюя с турками! — роптали старшины и казаки Сулимы.
— Бои, бои… Разве они нужны нам?.. Нам бы только Кривоноса разыскать, а потом сразу повернули бы к морю. А попробуй найди его в такой заварухе, — говорил, словно советуясь с самим собой, Сулима.
— Корм коням и харчи казакам всегда нужны. Почему бы и не напасть нам на голомозых? Такие у них кони! И зачем они прутся на чужие земли? — поддерживали полковника молодые старшины, которые впервые отправились в такой далекий поход.
— Верно. Всех до единого казака мы уже посадили на лучших янычарских коней. Что и говорить… — поддакивали казаки.
— Не один черт, где бить голомозых, пан полковник! — воскликнул Золотаренко, поддерживая полковника.
Вдруг громкий хохот донесся из-за холма, и тут же показался отряд казачьей разведки во главе с Карпом Полторалиха. А где Карпо, там всегда смех и шутки.
Сулима обернулся, ища глазами Карпа. Его нетрудно было узнать по громкому разговору и обнаженной голове — он даже зимой ходил без шапки.
— Эй, казаче! Не случилось ли что? — спросил издалека.
— Конечно, случилось, пан полковник! — отозвался Карпо, пробиваясь сквозь толпу казаков. — В этот раз, батько Иван, самого Карпа ведут как на веревке. Друзья болгары с жалобой или с предупреждением спешат к нам. Что-то про турков… Подавай им старшого, да и только, словно дозорные за пазухой его носят.
Только теперь увидели казаки, что Карпо шел в окружении не то итальянских, не то французских воинов. По их внешнему виду можно было судить, что они давно не воюют: все безоружные, опустившиеся, заросшие. И трудно было определить, сколько им лет. Только передний казался моложе других. Неужели они искали именно их, запорожских казаков?
— Вот вам и наш старшой, панове братушки, — показал Карпо на Сулиму.
— Драги приятелю!.. На драго сердце ми е да гледам това народната сила![50] — произнес самый младший из них. Он остановился и показал рукой на собравшихся в лесу казаков. Потом низко поклонился Сулиме и отрекомендовался: — Доктор на богословието и канонического право, болгарски човек Петир Парчевич!..
— Даже страшно… — шепнул Карпо старшине Ивану Золотаренко.
Его услышали некоторые казаки и засмеялись. Услышал и Парчевич и расценил это как дружескую шутку.
— Кой то се бои от врабци, да не сее проса![51] — дружеским тоном сказал он, обращаясь к Карпу. И казаки поддержали его дружным смехом.
Молодой болгарин Петр Парчевич не нуждался больше ни в каких рекомендациях в этом кругу настоящих друзей. Сулима поздоровался со всеми его товарищами, которые пришли сюда, ища поддержки или помощи.
Гостей посадили на бревна напротив Сулимы со старшинами. Казаки не впервые принимают болгар. Когда казаки продвигались по берегу моря, к ним не раз приходили болгары предупредить, что янычары намереваются преградить путь казакам, потопить лодки на речных переправах. Сулима и старшины решили, что и эти пришли предупредить их о какой-то новой угрозе со стороны турок.
— Наш народ до сих пор поет песни о русских воинах, которые давным-давно, еще во время царствования Асана Второго, помогли ему отвоевать престол болгарского царства. Мы ждем, что воины с Волги и Днепра снова придут и освободят болгар от турецкого ярма.
— Да, казаки не на жизнь, а на смерть воюют с голомозыми! — сказал кто-то из старшин.
Молодой доктор богословия и канонического права только вздохнул, взглянув на старшину.
— Поэтому мы и не поддерживаем войну на Балканах. Мы только понемногу портим кровь туркам, — сказал Сулима под одобрительный смех казаков.
— Наши люди снова должны подняться против турок! Но кому-то надо разбудить их, воодушевить и возглавить! А кто у нас осмелится на такое? Болгары никак не могут очнуться после разгрома восстания турецкими войсками. А ваши казаки… О, мы хорошо знаем их по партизанской борьбе в Италии.
Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.
Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.
Издательская аннотация в книге отсутствует. _____ «Роман межгорья» (1926–1955) старейшего украинского прозаика Ивана Ле широко показывает социалистическую индустриализацию Советского Узбекистана, в частности сооружение оросительной системы в голодной степи и ташкентского завода сельскохозяйственных машин. Взято из сети.
Замечательная приключенческая повесть времен Великой Отечественной войны, в смертельные вихри которой были вовлечены и дети. Их мужество, находчивость, святая приверженность высшим человеческим ценностям и верность Отчизне способствовали спасению. Конечно, дело не обошлось без героизма взрослых людей, объединившихся широким международным фронтом против фашистской нечисти.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.