Хмельницкий. Книга вторая - [138]
Чигиринский полковник Адамович не хотел отставать от других реестровых полковников, которые уже отправили своих казаков под Смоленск, в помощь молодому королю Владиславу.
Сопровождать же этот сборный полк во главе с Юхимом Бедой полковник Адамович и поручил Богдану Хмельницкому.
— Вот вам, пан писарь, и представляется удобный случаи поговорить с коронным гетманом, — сказал полковник.
Казакам, в свою очередь, представилась возможность доказать свою доблесть на поле боя.
Давно исключенный из реестра каневского полка за глумление над киевским воеводой во время боя на болоте у Куруковских озер, сотник Беда не очень огорчался. Хотя из реестра его и исключили, но среди старшин и казаков он пользовался большим уважением. Сотника считали опытным и смелым командиром. А для военного похода на Дунай — лучшего не найдешь!
— Не разгневается ли коронный гетман, узнав сотника? Может, не Бедой, а, скажем, Лихом назвать его?.. — озабоченно говорил чигиринский полковник Адамович.
— Если понадобится, я сам поговорю с коронным гетманом! — решительно сказал Богдан, беря под защиту бойкого и сметливого старшину. Фамилию Беде не пришлось менять.
10
Богдан был писарем Чигиринского полка, а не этого сборного. Но до самого Каменца фактически вел его как старшой. Да и полком не называли этот отряд добровольцев, чтобы не пугать шляхтичей присвоением Беде звания полковника. Каждый казак в отряде знал, что до Каменца старшим у них является чигиринский писарь Богдан Хмельницкий.
Именно пользуясь этим правом, он и посоветовал Юхиму Беде взять помощником казака лубенского полка Мартына Пушкаренно.
— Лучшего помощника не найти! — говорил Богдан. К тому же этим он угождал и полковнику Адамовичу, беря помощником командира не случайного воина, а своего казака.
Писарем сборного полка Богдан предложил назначить Ивана Богуна. Только Филона Джеджалия отстояла Лукерия, оставив его, единственного мужчину, хозяйничать на хуторе.
Богдан снарядил для Ивана лучшего коня на хуторе. Отдал он Ивану и свой самопал, не пожалев ни пороха, ни пуль. А Лукерия отдала сыну саблю, принадлежавшую когда-то Наливайко.
— Будешь сечь голомозых, вспоминай о своей матери, Ивасик! — приговаривала она. Казалось, что она сама взяла бы саблю и пошла воевать с этими людоловами, которые причинили ей столько горя. Филон не скрывал зависти, видя, как мать провожает Ивана в первый боевой поход…
По дороге от Чигирина до Днестра казаки узнали, что орда буджацких татар и передовые отряды мультянцев пересекли реку и стали опустошать хутора, уводя в неволю людей. Более сильные и ловкие убегали, разнося тревожную весть по степям и лесным дорогам.
Гетман Конецпольский спешил с войском навстречу врагу, каждый день посылая гонцов к старостам и полковникам, требуя подкреплений. Гонец и встретил чигиринцев как первую помощь с Днепра.
— Коронный гетман будет рад! — сказал гонец. — Потому что без казаков, говорит, тя-яжело до-обиться по-обеды.
Отряд чигиринцев должен был встретиться с гетманом недалеко от Каменца. И Богдан вспомнил о своем разговоре с Конецпольским в беседке роскошного сада Потоцких на крутом берегу Днестра. Это было давно, но все-таки разговор волновал его и теперь.
От доставленного рейтарами «языка» гетман узнал, что летом возле моря прошел, направляясь в Италию, Сулима с двухтысячным отрядом казаков.
Под Каменцем Конецпольского уже поджидали жолнерские части. Там он узнал, что первый казацкий полк чигиринцев идет на помощь. Коронный гетман и не мыслил начинать войну с турками без украинских казаков.
Прибывших казаков коронный гетман встретил с подчеркнутым вниманием, обещал лично встретиться с чигиринскими казаками, а с молодыми старшинами любезно поздоровался за руку. Ведь они — цвет храбрых украинских воинов!
Он дольше, чем других, задержал руку Богдана, окидывая взглядом мужественную фигуру, словно сравнивал его с собой. «Силе и ловкости этого стройного казацкого старшины, — думал он, — мог бы позавидовать любой командир польского войска».
— Мне о-остается только восхищаться паном Хме-ельницким! — торжественно произнес он, похвалив молодых старшин казацкого полка, подобранных Богданом.
Конецпольский не скрывал своей радости от встречи с Богданом. Он встретил Богдана как равного себе, как знатного шляхтича, расстроив этим все планы намеченного Богданом нелицеприятного разговора с гетманом. То, что Конецпольский нисколько не удивился появлению здесь сотника Беды, свидетельствовало о том, что гетману крайне необходимы хорошие воины и что он умеет ценить воинскую доблесть казацких старшин. Ведь он с ними должен переправиться через Днестр, а это не на охоту! Не зря назначен беглер-беком в Софию Аббас-паша Эрзерумский. Коронному гетману приходится заискивать перед казацкими старшинами. Именно тут, на Днестре, ему больше всего нужны такие старшины, как Беда!
О неприятном инциденте на Куруковском озере гетман даже не вспоминал. Сейчас ему было не до этого: Аббас-паша следом за ордами татар грозно продвигался к Днестру. Турецкие отряды Аббас-паши, взбешенные тем, что у них в тылу проскочили казаки Сулимы, вымещали свою злобу на украинских людях, живших за Днестром.
Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.
Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.
Издательская аннотация в книге отсутствует. _____ «Роман межгорья» (1926–1955) старейшего украинского прозаика Ивана Ле широко показывает социалистическую индустриализацию Советского Узбекистана, в частности сооружение оросительной системы в голодной степи и ташкентского завода сельскохозяйственных машин. Взято из сети.
Замечательная приключенческая повесть времен Великой Отечественной войны, в смертельные вихри которой были вовлечены и дети. Их мужество, находчивость, святая приверженность высшим человеческим ценностям и верность Отчизне способствовали спасению. Конечно, дело не обошлось без героизма взрослых людей, объединившихся широким международным фронтом против фашистской нечисти.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.