Хмельницкий. Книга вторая - [137]

Шрифт
Интервал

— Не для нас эта воина, — сказал тогда Максим Кривонос, ища для себя иных путей в жизни.

«Нашел ли? — промелькнула горькая мысль. — Очевидно, итальянские солдаты знают, куда ушли лисовчики…» Вспомнил он и о намеке Богдана, когда они прощались перед этим походом:

— Возможно, где-нибудь встретите и наших лисовчиков! Вам во что бы то ни стало надо встретиться с итальянскими воинами, расспросить их…

И повел Сулима своих казаков не к морю, как договаривались в Килии, а в противоположную сторону, на розыски следов Кривоноса.

— Если удастся, постараемся пробиваться без боя, — советовался Сулима с казаками. — Но если уж турки нагло будут преграждать нам путь к соединению с итальянцами, не жалеть голомозых!

9

Во время встречи с Пясочинским в канун Нового года Богдан сказал: «Я должен лично поговорить с коронным гетманом!..»

Тогда же шла речь о немедленной встрече с гетманом, находившимся в Баре. Но сейчас была не летняя пора, когда в любой момент сел на коня и поехал, а зима. Богдану не приходится краснеть за то, что не выполнил своего обещания. Чигиринский полковник и сам вскоре понял, что ехать Богдану Хмельницкому при таком бездорожье в Бар или в Краков было бы неоправданным геройством. Кстати, и Пясочинский из-за бездорожья вынужден был остановиться в Белой Церкви, пережидая метели и гололедицы. Да и стоит ли Богдану торопиться со встречей с коронным гетманом, чтобы договориться об участии в казацком походе против московского царя?

Правда, ему надо было встретиться и поговорить с Конецпольским! Коронный гетман не только управлял войсками, но и направлял государственную политику Речи Посполитой.

После Нового года никого не удивляло оживление казачества. Реестровым и нереестровым казакам было о чем подумать и поговорить.

— Кажется, писарь у нас дельный, — говорили чигиринцы, узнав о разговоре Богдана с комиссаром коронного гетмана. Даже реестровцы стали с интересом присматриваться к Богдану.

Через Субботов и Чигирин теперь свободно проходили нереестровые казаки, особенно молодежь. Никто не прятал своего оружия, а, наоборот, во всей округе увеличился спрос на сабли и пистоли.

Другая новость молнией распространилась по стране… Умер король Сигизмунд III! На время Речь Посполитая осталась без короля, и казалось, что орел со скипетром державы в когтистых лапах, символизировавший собой власть, остался без короны.

— Ну, братья казаки! Теперь-то уже и у нас спросят мужи Варшавы, кого бы мы желали избрать королем! — передавали чигиринцы слова полковника Острянина.

Действительно ли сказал это Острянин на Сечи или нет, но молва распространилась, как эхо в лесу.

— Владислава, очевидно, изберут без нас! Хотя должны бы пригласить и казаков на елекцию…[49] — вслух рассуждал Богдан.

Но на сейм казаков не пригласили. И хотя старшины реестровых казаков и некоторые из провинциальных украинских панков добивались «справедливости», Польские сенаторы грубо отказали им.

— Не хотите порадовать украинцев! — возмущался Адам Кисель на одном из заседаний во время королевского безвластия. — Не будет у нас мира с приднепровцами!

— Вы уж лучше замолчите, пан Кисель! — закричали сенаторы сейма.

А когда украинцы потребовали предоставить им государственные права, сенаторы только посмеялись над ними. Делегацию реестрового казачества даже не пустили в Варшаву. Только в Кракове король дал аудиенцию казакам. Выслушав их жалобы, он торжественно успокоил реестровиков. Король Владислав был приветлив, но неуступчив. Он снова настаивал на участии казачества в войне против Москвы…

Богдан чутко прислушивался к разговорам казаков в Чигирине. Он приглашал к себе кобзарей не только для того, чтобы послушать их думы, но и расспрашивал, о чем говорят люди на Украине. Кобзари рассказывали и о походе Сулимы. С Запорожья, по следам этого неугомонного казака, неслись не только кобзарские песни и думы:

Як злэтив орэл, славный козак Иван Сулима,
На турецькых слидах та на козацькых шляхах…

Поговаривали также и о том, что шляхта угрожает казакам. Богдан улыбался, выслушивая это, хотя не до смеха было писарю Чигиринского полка реестровых казаков!

После избрания нового короля шум постепенно утих и все становилось на свои места. Богдан узнал о том, что турки вдруг снова зашевелились. Может, султан захотел напомнить новому польскому королю, что Речь Посполитая является турецким данником?

— Сулима все-таки насолил туркам! Султан подтягивает свои войска к молдавским границам. Во главе войск поставил софийского беглер-бека Аббас-пашу. Очевидно, для участия в торжественной коронации Владислава? — шутил Богдан, разговаривая с чигиринцами.

«Пора проучить варшавских изменников!» — грозился султан, отправляя войска Аббас-паши на Приднестровье.

Навстречу войскам Аббас-паши отправился из Кракова коронный гетман Конецпольский. Перед этим он послал гонцов к своим старостам на Украине, чтобы они ускорили снаряжение казаков.

Софийский беглер-бек Аббас-паша, не успевший задержать в Болгарии полковника Сулиму с войсками, двинул свою орду на украинские земли вдоль Днестра. Под угрозой оказался и Каменец. В связи с этим, по приказу полковника Адамовича, Богдан Хмельницкий выехал с полком чигиринских казаков в район Каменца.


Еще от автора Иван Леонтьевич Ле
Хмельницкий. Книга первая

Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.


Хмельницкий. Книга третья

Трилогия «Хмельницкий» — многоплановое художественное полотно, в котором отражена целая историческая эпоха борьбы украинского народа за свою свободу и независимость под водительством прославленного полководца и государственного деятеля Богдана Хмельницкого.


Роман межгорья

Издательская аннотация в книге отсутствует. _____ «Роман межгорья» (1926–1955) старейшего украинского прозаика Ивана Ле широко показывает социалистическую индустриализацию Советского Узбекистана, в частности сооружение оросительной системы в голодной степи и ташкентского завода сельскохозяйственных машин. Взято из сети.


Кленовый лист

Замечательная приключенческая повесть времен Великой Отечественной войны, в смертельные вихри которой были вовлечены и дети. Их мужество, находчивость, святая приверженность высшим человеческим ценностям и верность Отчизне способствовали спасению. Конечно, дело не обошлось без героизма взрослых людей, объединившихся широким международным фронтом против фашистской нечисти.


Рекомендуем почитать
Легенда Татр

Роман «Легенда Татр» (1910–1911) — центральное произведение в творчестве К. Тетмайера. Роман написан на фольклорном материале и посвящен борьбе крестьян Подгалья против гнета феодального польского государства в 50-х годах XVII века.


Забытая деревня. Четыре года в Сибири

Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.


День проклятий и день надежд

«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.


Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ленин и Сталин в творчестве народов СССР

На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.


У чёрного моря

«У чёрного моря» - полудокумент-полувыдумка. В этой книге одесские евреи – вся община и отдельная семья, их судьба и война, расцвет и увядание, страх, смех, горечь и надежда…  Книга родилась из желания воздать должное тем, кто выручал евреев в смертельную для них пору оккупации. За годы работы тема расширилась, повествование растеклось от необходимости вглядеться в лик Одессы и лица одесситов. Книжка стала пухлой. А главной целью её остаётся первоначальное: помянуть благодарно всех, спасавших или помогших спасению, чьи имена всплыли, когда ворошил я свидетельства тех дней.